Посовещавшись вполголоса, его выводят обратно в коридор, поручая Тайрису. А Митч остается. Вероятно, решили попытаться расколоть того. Человека, который как они, наверное, успели узнать у вудберийцев, совсем новый. А значит – вряд ли будет врать. Мартинес косится на своего надзирателя, который демонстративно не разговаривает с ним, и изумленно вздрагивает, оказываясь вдруг прижатым к стене: глаза едва успели уловить метнувшуюся из-за угла тень, и вот младший Диксон недоверчиво вглядывается в его лицо, выплевывая насмешку о том, что бывшие враги сползаются под тюремные ворота с просьбами о помощи. Что они даже выжить сами не способны. Он говорит, что Мартинесу не стоит надеяться на доверие, на место здесь, на возможность стать одним из них. А потом, с трудом, выговаривает имя брата.
- Эй-эй, я твоего брата не убивал. Да мы, блин, друзьями были! - возмущается Мартинес, слегка преувеличивая близость своих отношений с Мэрлом и принимая серьезный и даже, он надеется, несколько печальный вид. - Мы думали, там несколько бойцов. Он положил многих, и Филип словно с цепи сорвался. Когда мы подошли, было поздно… Черт, думаешь, мне в кайф вспоминать, что я этому ублюдку подчинялся? Тогда не было выбора. Да и у Мэрла тоже. Но с этим покончено, давно покончено.
- Предлагаешь поверить на слово – тебе? - хмыкает слегка успокоившийся Дэрил, отходя на шаг под встревоженным взглядом Тайриса, но все еще сжимая кулаки. - Разогнался.
Он кривит губы и смахивает со лба слишком длинную челку, а Мартинес невпопад думает о том, что в этой тюрьме, кажется, совсем нет ножниц. Да и с бритвами проблемы. А он так надеялся вернуть себе здесь прежний облик, рассчитывая на нормальные условия. Что только не придет в голову в ожидании решения собственной участи и попытке казаться безразличным, с деланной улыбкой наблюдая за тем, как выглянувшая из двери женщина уводит раздраженного Диксона в комнату. И все же странный у них состав Совета. И вообще все они странные.
Такие чужие. Такие другие. Такие непредсказуемые.
Мартинес впервые за последние дни совсем не знает чего ожидать, предполагая что угодно: от торжественного принятия его в этот самый Совет до пули в голову сегодня же вечером на глазах у ликующей толпы. Тайрис топчется рядом, устав от ожидания не меньше его самого. А где-то там, среди этих темных коридоров, наверное, ждет она – сжимая в кулаки свои белоснежные пальцы. Ждет же?
========== Глава 26 ==========
Решение Совета не удивляет никого. Ни тюремных обитателей, облегченно вздохнувших, ни бывших жителей Вудбери, встречающих Мартинеса настороженными, но все же улыбками, ни его самого, рассчитывавшего именно на подобный вариант. То, что эти люди решатся на убийство или изгнание того, кто сам явился к ним, поднимая руки, торопливо избавляясь от оружия, соглашаясь на все условия и прося помощи, казалось невероятным. Не такие они – это было заметно еще тогда, при первой встрече. Или даже раньше, когда Мэрл Диксон, залпом опустошая очередной стакан виски, вспоминал своего младшего братишку с чересчур добрым сердцем.
Правда, сейчас Дэрил на слишком доброго не походит, награждая старательно улыбающегося Цезаря подозрительным взглядом и процеженным сквозь зубы предупреждением, что он следит за ним. Следит и ждет любого неверного шага, любого намека на неискренность, любого повода просто взять и свернуть ему шею, сообщая, что именно так оно и было – кто-то не знал, что латиносы такими и рождаются?
И приходится терпеть все эти слова, лишь посмеиваясь, кивая и сообщая, что нужно будет как-то устроить спарринг. Просто так, для развлечения, для лучшего знакомства, для понимания, кто кого – дух соперничества еще никто не отнимал. И, кажется, они оба давно уже хотят помериться силой, выясняя, кто же лучше. Достойного соперника видно издалека. Диксон задумчиво кусает губы, ухмыляется, кивает и сообщает, что все возможно. Когда-нибудь, однажды. Пусть Мартинес ждет и готовится, ему никто не обещает, что время и условия спарринга будут сообщены заранее.
- Какого ты нарываешься? - глядя вслед удаляющемуся Дэрилу, нервно уточняет Митч, который не был так уж уверен в успехе их идеи попросить убежища в тюрьме, такой чужой и незнакомой для него.
- Не парься, мы с ним… давние знакомые. Я знаю, что делаю, - отмахивается Мартинес, оглядываясь на по-прежнему подпирающего рядом стенку Тайриса, которому было поручено не спускать глаз с новичков в ближайшие несколько дней. - Ну, веди нас куда там. Мы будем жить с нашими?
- С вашими, - кивает тот и хмурится, о чем-то вдруг задумываясь.
Кажется, ему совсем не нравится идея ходить хвостом за двумя подозрительными чужаками, которым пока запрещено касаться любого оружия, подходить к воротам, общаться с детьми и вообще быть заметными. Но и других важных обязанностей этот увалень в неизменной шапке на голове, вероятно, не имеет. Что ж, придется ему потерпеть.
Мартинес с любопытством осматривает расходящихся членов Совета, провожая задумчивым взглядом двух женщин. Получает толчок в спину от Тайриса и извиняющеся разводит руками, мол, не удержался, слишком поздно вспоминая, что та, которая помоложе – сестра их временного надзирателя. На мгновение в голову закрадывается мысль о том, что с Минни он не виделся уже слишком долго. Она, наверное, его забыла, похоронила и не очень расстроится, если он, исключительно в целях выживания… Конечно, не с той, которая заметно старше его, а с Сашей: молодой и вполне привлекательной. Или оно того не стоит?
Он шагает в нужный блок, лениво и, скорее для проформы, размышляя об этом, и не забывает оглядываться по сторонам. Примечает все: людей, условия, оружие. Разве что восторженно рассматривающий новый дом Митч слегка отвлекает. А может, наоборот, помогает, успев вовлечь Тайриса в беседу: умеет втираться в друзья. Или в приятели. Какая разница.
Им выделяется одна камера на двоих, и Митч вздыхает, провожая заинтересованным взглядом проходящую мимо девушку – он явно рассчитывал здесь хорошенько отдохнуть и поразвлечься. И у него, скорей всего, будет такой шанс. Если Минни живет одна. А представить ее, разделяющую небольшое помещение с кем-то еще, даже вынужденно, почему-то было сложно. Даже невероятно – кажется, что она бы не выдержала соседства.
- Я даже не поверила, когда услышала, - Мартинеса, оставившего в камере Митча, все еще задающего Тайрису вопросы, встречает в блоке изумленно улыбающаяся Карен. - Рада видеть. Наверное, рада. Прости, я… все еще не могу забыть и понять.
- Я тоже. Ни забыть, ни понять, - хмурится он, передергивая плечами, и окидывает давнюю знакомую изучающим взглядом: она выглядит вполне счастливой. - Как тут?
- Отлично! Нет, серьезно, отлично! Да, это не город, да, это тюрьма, да, тут меньше всего, но здесь… Все настоящие, понимаешь? Здесь спокойно, нет комендантских часов, запретов, этих ваших боев с ходячими, Губернатора. Что с ним? Где он, Цезарь? - встревоженно всматривается она в его лицо.
- Не знаю. Наверное, мертв.
- А Шуперт? Ты же не с ним пришел? - заглядывает Карен ему за плечо в камеру и широко улыбается настороженному Тайрису, видимо, решившему проконтролировать, о чем тут общаются бывшие знакомые. - Все в порядке, Тай.
- Он погиб. Сложно перенес то, что произошло, - осторожно подбирает слова Мартинес.
- Зато ты отлично перенес – улыбка с лица не сходит.
- Перестань, - касается руки Тайриса Карен, заставляя задуматься о том, что между этими двумя что-то есть. - Ты все оглядываешься, Цезарь. Ты кого-то ищешь? Твоя… девушка живет в этом блоке.
- И не слишком стремилась хранить тебе верность. Настроила против себя всех в попытках добиться благосклонности местных старожилов. Та еще…
- О, Тай, ты о Дейзи? Она… не она… - хлопает глазами Карен, не присутствовавшая при торжественной встрече восторженной Дейзи с Мартинесом в тюремном дворе. - А ты ведь Минни хочешь увидеть? Она так и не стала общительней тут, но, кажется, вполне нормально себя чувствует. Помогает присматривать за детьми. А сейчас, кажется, у себя. Дальняя камера, Цезарь, мимо не пройдешь.