Я чуть привстала, чтобы смотреть ему прямо в глаза — в них по-прежнему царила тьма, но тьма не абсолютная, — нет, они были подобны ночному небу в жаркую июльскую пору, когда ледяной мрак разбавлен густой синью над кромкой горизонта…
Из этих глаз на меня смотрел зверь, — сильный и опасный, но в то же время познавший одиночество и боль, неведомые людям. И осознание этого зародило в глубине моей души нежность, на которую, как я думала, я была неспособна.
Я все еще гладила его по волосам, но он перехватил мою ладонь, прижался к ней щекой. Ледяная озоновая сила соприкоснулась с моей, жаркой, как дыхание ада, — но не оттолкнула, а смешалась с ней, создавая удивительное ощущение союза двух стихий. Лишь сейчас я поняла весь смысл выражения — «как лед и пламя». Хотелось стонать от удовольствия.
И я позволила тьме его глаз захватить меня.
— Хочу тебя, — выдохнули чуть слышно мои пересохшие губы.
Люций отстранился на миг — на его лице читались радость, удивление, страсть.
— Ты… уверена? — хрипло спросил он.
— Я уверена в том, что хочу тебя, но абсолютно не уверена в том, стоит ли поддаваться этому желанию, — пробормотала я и усмехнулась. — Ты так и будешь сидеть передо мной, как преданная собачка? О сказочной страстности вампиров легенды ходят… а ты, оказывается, такой робкий…
— Это я-то робкий? — он сгреб меня в охапку, завел мне руки за спину. Я запрокинула голову и с вызовом посмотрела в полные темного пламени глаза. В них читался голод.
— Дразнишь меня, да? — промурлыкал он мне на ухо. Мягкие губы сомкнулись на мочке, — я ощутила легкий нажим клыков. — Кошка… моя дикая, неукротимая, упрямая кошка… как долго я ждал этого мгновения…
Мы снова упали в шелковые объятия постели, но не удержались на краю — не успела я охнуть, как спину защекотал пушистый ворс ковра. Люций навис сверху, упершись ладонями в пол. В глазах его блуждал туман, и лицо было странное… Такое бывало и у Вика, когда он смотрел на меня, думая, что я не замечаю его взгляда. Море нежности, страсти… любви. И — капелька того чувства, которому мне всегда было сложно подобрать определение. Забота… и что-то еще, трепетное, едва уловимое… Истинное.
Он наклонился, принялся покрывать жадными, неистовыми, почти болезненными поцелуями мои губы, шею, ключицы. Добравшись до груди, нетерпеливо дернул рукой — и тонкая ткань бюстгальтера, жалобно затрещав, разошлась по швам. Пару мучительно долгих мгновений Люций разглядывал меня, как разглядывает добычу удачливый охотник. Я зажмуривалась и пыталась спрятать лицо в ладонях — но вампир вновь и вновь заставлял меня смотреть ему в глаза — пока, наконец, их омут не затянул меня целиком. Не осталось ничего — ни страха, ни смущения — лишь всепоглощающая, как лесной пожар, страсть.
Я сама потянулась к Люцию, когда он рывком приподнял меня, зачерпнув в ладонь мои волосы на затылке — и укол двух острых клыков пронзил шею электрическим током. Я закрыла глаза, но каким-то образом видела, как в крошечные ранки хлынула, растекаясь по жилам, сила вампира, сила древнего, как звезды, существа. Я питалась от нее так же, как Люций питался от моей крови. Впрочем, на этот раз он пил ее не в угоду своей жажде — нет, это было нечто иное, более интимное, похожее на ритуал. И, вырвавшись из его рук, я, в свою очередь, требовательно потянулась к его шее.
— Нет, моя кошка, — засмеялся он хрипло, — тебе еще рано. Начинать следует с человеческой…
Я протестующе куснула его за голое плечо, и после этого ему стало не до слов. Выяснилось, что нам страшно мешают и его отяжелевшие от воды джинсы, и остатки моего несчастного белья…
Его тело было настолько совершенно, что казалось кощунством — вот так запросто любоваться им, забывая дышать от восхищения. Я сама не могла поверить, что посмела прикасаться к нему — созданию, похожему на божество, сошедшее на землю. А он… он смотрел на меня так, что сердце занималось огнем и кровь кипящим металлом мчалась по жилам, сжигая плоть.
После я не раз вспоминала ту ночь, ставшую поворотной в моей судьбе. Человеку никогда не понять всей магии союза двух вампиров. То, что люди называют сексом, для бессмертных означает слияние не только физическое, но и ментальное — когда две силы, две ауры, две стихии становятся одним целым, и мир тонет в сияющем пламени, взрывается ледяным дождем, а тьма и свет перетекают друг в друга, утрачивая границы… И много-много других чувств обуревали меня — чувств, которым просто не найти названия в человеческом языке.