— Не подходи, — предупредила я угрюмо. Собственный голос прозвучал словно издалека и очень гнусаво — мешала забившая ноздри кровь.
Урсулу мои слова, похоже, развеселили.
— Ну, если тебе кажется, что чем больше расстояние между нами, тем безопаснее для тебя — я не стану разрушать эту иллюзию.
И она чуть отступила к противоположной стене, склонив голову и буравя меня каким-то жадным взглядом. Сквозь алые приоткрытые губы я заметила проблеск острых клыков и невольно поежилась.
— Чего тебе от меня надо? — буркнула я.
— А, вот это разговор. Вижу, ты не боишься, малышка Шеба. Впрочем, мне говорили, что ты не из пугливых…
— Чего надо, говорю?
— Просто ужасно хотелось поближе познакомиться с сестричкой Фэйта, — улыбнувшись, пояснила она. — У вас в жилах бежит какая-то особенная кровь. Оба храбры до безрассудства, дерзки, наглы, напористы. И при этом трогательно сентиментальны.
— Фэйт — сентиментален? — я презрительно фыркнула. — Плохо же ты его знаешь!
— Напротив, очень хорошо. Быть может, лучше, чем ты, Шеба… Он ходит за тобой по пятам и никак не может решиться с тобой покончить, раз и навсегда. Убить тебя у него кишка тонка — видишь ли, все эти детские воспоминания… А отдать тебя нам и сделать вампиром — хочет, но боится причинить тебе боль. Все знают, как ты ненавидишь вампиров!
— Они лишили меня всего!
— Да. И в то же время дали тебе нечто новое. Могли убить столько раз — почему же не трогали?
— Они меня убили. — ровным голосом сообщила я. — Давно. Я уже лет пять мертва.
— О, пожалуйста! Не надо дешевой патетики! Ты можешь получить все, понимаешь, глупая девочка? Брат хочет быть с тобой, что бы ты там себе про него не напридумывала — так что тебе мешает стать одной из нас? Что это изменит?
— Это изменит все.
— Да, ты обретешь невероятную силу и бессмертие!
— Я стану монстром.
— Ты уже монстр, Кошка.
— Да что это с вами, ребята?! — заорала я, теряя самообладание. — Чего вы все ко мне прицепились? Ты, Фэйт, остальные? Живите, как хотите, причем тут я? Чего вам от меня надо?
— Ты до сих пор не поняла, да? — Урсула недовольно нахмурила тонкие, идеально ровные брови.
— Не поняла что?
— Так ты действительно ничего не знаешь… не знаешь всей правды? — вампирша вдруг прыснула в ладошку и покачала головой. — Бедная девочка. Всю жизнь гоняется за химерами, ловит призраков, лишивших ее семьи, и не видит, что они у нее перед самым носом… Я сочувствую тебе. Но не мне раскрывать эту тайну. Разбирайся сама. Если сумеешь.
Лицо ее тут же преобразилось — словно повернули переключатель: раз! — и оно уже напоминает холодную, неживую маску. Урсула повернулась, чтобы уйти, но я одним прыжком оказалась рядом и вцепилась в ее плечо, задыхаясь от гнева и волнения.
— Что…ты… знаешь?! — крикнула я раздельно прямо в ее удивленное, надменное лицо.
Она дернула плечом, и меня отшвырнуло к стене, как лягушку, которой отвесили хорошего пинка. Даже дух вышибло. Пока я беззвучно разевала рот и таращила глаза, Урсула смерила меня насмешливым взглядом и бросила, уходя:
— Такая же дикарка, как Мэб…
Ночь давно поглотила ее, а я все сидела, скорчившись, у стены, и неподвижным взглядом смотрела на мокрый асфальт. Мэб. Так звали мою мать. Мэб, Мэбби — отец любил это имя… Откуда Урсула могла знать мою мать? «Такая же дикарка… как Мэб». Господи! Да что же это такое! Что известно о моей матери этой красивой, опасной и надменной вампирше с фиолетовыми звездами в глазах? Она — сестра Люция… И что с того? Что я упустила? Фэйт, Люций, Урсула… как-то они между собой связаны… и в этом деле замешана моя мать. Кто тот вампир, которого она любила настолько, что согласилась стать ему подобной? И кто сделал кровососом моего брата? Кто эти двое, за тенями которых я охочусь уже пять лет, охваченная жаждой мести?
Мои раздумья прервал приближающийся звук полицейской сирены. Черт! Похоже, кто-то вызвал копов. Или, что вероятнее, Карателей. Еще бы их не вызвать — двое нелюдей бушуют в «Кусаке»!
Поскольку с полицией никому иметь дела не хотелось, толпа ринулась к выходу, вываливаясь в переулок и исчезая в ночи. Я кое-как поднялась на ноги, сделала шаг к двери и тут же столкнулась нос к носу с Люцием. Он был по-прежнему без майки — видно, не успел надеть — и из его разбитой верхней губы струйкой бежала кровь. Он лишь взглянул на меня сверху вниз этими проклятыми черными глазами, и в меня словно дьявол вселился.