– Кажется, я понимаю, – сказала девочка. – Кроме намерения. Как его фиксировать?
– Этому легко научиться, милая. В последнее время напридумывали всяких названий – аффирмации, визуализации там, прости господи. Я же вот что тебе скажу: надо образ своего сбывшегося намерения закрепить в сознании, так чтобы он постоянно маячил в уголке. И вспоминать о нем почаще с радостью и удовольствием. Тогда-то Силы тебе его и притянут. Ну, и формулу магическую нелишне придумать. Вот если собираешься волшебницей стать, то говори что-нибудь вроде: я самая могущественная чародейка всей Европы! Запомни и повторяй каждый день раз по триста. И представляй картинку: вот, стоишь ты такая, вся в парче и жемчугах, в мантии магической, и творишь волшебство могущественное, светлое и благое. Со временем сама поверишь, а там и не заметишь, как тебя все зауважают со страшной силой, – и Илзе тихонько хихикнула. – Это первое моё тебе задание. И важный момент – не трепись и не хвастайся своими успехами. А то весь пар в свисток уйдёт.
За разговором они подошли к Центральному парку. Справа темнела громада крепости Тролленхус, слева высились башня Розенкройца и колокольня Кафедрального собора, а впереди стоял красавец Национальный театр, гордость Тролльхавена и центр культурной жизни не только для их фюльке[4], но и для всех соседних, не считая, пожалуй, лишь столицу.
Рике и её провожатая обогнули театр, и по дорожке подошли к неприметной металлической двери, упрятанной в нише за углом левого крыла. «Служебный вход: только для персонала», гласила табличка.
Илзе нажала кнопку звонка на переговорном устройстве рядом с дверью. Вспыхнула лампочка вызова.
– Госпожа Лунд? – раздался дребезжащий голос из динамика. – Доброго вечерочка. А кто это с вами?
– Здравствуйте, господин Аарвик. Это моя… племянница Эрика. Хочу ей показать театр, так сказать, изнутри. Впустите нас ненадолго?
– Мда, приобщить, значит, решили девчушку к прекрасному, хе-хе. Ну что ж, пожалуй, пущу, раз уж пришли, да и то сказать, как не пустить. Заходите тогда, куда идти вы знаете, значит. Только уж там поаккуратней.
Дверь щёлкнула, открываясь.
Госпожа Лунд взяла Рике за руку и они вошли в полутёмный коридор, освещённый лишь неяркими дежурными лампами. На розоватых стенах висели чёрно-белые фотографии актёров театра и спектаклей, шедших в нем в разные годы.
– А что, он сам нас не встретит? – прошептала Рике.
– Нет, – так же тихо ответила Илзе. – Он в мониторной, зачем ещё к нам подниматься. Господин смотритель Аарвик прекрасно видит всё на своих экранах, – и показала на маленькую зеркальную полусферу камеры, укрепленную на потолке.
– Ваш знакомый?
– Я ему оказала как-то услугу. С тех пор господин Аарвик считает себя обязанным, – серьёзно произнесла Илзе.
Коридором, потом еще одним женщина и её юная спутница вышли к лестнице в несколько ступенек. За ней светлела деревянная дверь. Илзе открыла её и они оказались в огромном, тихом и тёмном пространстве.
– Нам повезло, – сказала Илзе. – Сейчас как раз идут профилактические работы, и театр закрыт на две недели. Иначе здесь было бы полно народу, а в ярком свете софитов ты ничего никогда не увидишь.
– Что я должна увидеть? – удивилась Рике.
Они стояли на сцене. Зрительный зал поднимался от неё уступами бархатных кресел. Глаза девочки привыкли к полутьме, которую едва рассеивал всё тот же неяркий дежурный свет. Вторым ярусом над залом нависали массивные золочёные ложи. Слева и справа темнели полотнища занавеса, который сейчас был раздвинут.
– Подними-ка руку, – сказала Илзе.
Рике послушно подняла правую руку.