Я поднялась в спальню, окно которой выходило на двор за домом и сады, разделенные стенами. Серая кошка вышла из дома и длинными шагами охотничьей собаки направилась через сад к задней стене. Она вспрыгнула на нее, пробежала вперед и исчезла. Куда она пошла, было не видно.
Я вернулась в кухню. Кошка появилась с еще одной вареной сосиской и положила ее рядом с прежними двумя. Потом, наскребя на них грязь, она покинула кухню и пошла спать на мою кровать.
На следующий день на кухонном полу я нашла целую гирлянду сырых сосисок, а рядом с ними серую кошку, она сидела и ждала, чтобы я расшифровала скрытый смысл ее заявления.
Я подумала, что, видимо, бедняги актеры из находящегося по соседству театрика лишились своего ланча. Но ошиблась. Я проследила из окна спальни, как серая кошка прошествовала по стене, потом подпрыгнула и исчезла в соседнем доме. Я заметила, что из стены этого дома вынута пара кирпичей — скорее всего, для вентиляции кухни. Кошке не так просто забраться в это небольшое отверстие, особенно после прыжка на три фута вверх с узкой стены, но именно это она и проделывала и продолжает делать до сих пор, когда желает сообщить мне, что я кормлю ее недостаточно.
Бедная женщина, которая в кухне готовит мужу к завтраку пару сосисок, поворачивается и видит, что они исчезли. Не иначе как привидение! А может, она шлепает абсолютно невиновную собаку или ребенка. Или новую порцию сырых сосисок кладет на тарелку. На миг отвернулась — те опять таинственным образом исчезли. Серая кошка бежит по нашему саду, волоча за собой связку сосисок, чтобы уложить их на полу кухни. Возможно, этот ритуал восходит к ее предкам-охотникам, которых люди натаскивали отыскивать и приносить им пищу; и генетическая память об этом сохранилась у нее в подсознании, чтобы теперь превратиться в такой весьма своеобразный, чуть ли не человеческий язык.
На большом платане, растущем в конце нашего сада, дрозды каждый год свивают себе гнездо. Каждый год они выводят тут птенчиков, и маленькие птички совершают свои первые полеты прямо в зубы поджидающих внизу котов. Бывает, коты ловят даже маму с папой, слетающих с дерева в поисках своих птенцов.
Испуганное щебетанье и писк пойманной птицы поднимают на ноги весь дом. Серая кошка принесла в дом свою добычу, но только для того, чтобы все восхищались ее ловкостью, и вот она играет с птичкой, мучает ее — да еще с какой грацией. Черная кошка свертывается клубком на лестнице и следит. Она еще ни разу не убила птицы. Однако спустя три, четыре, пять часов после того, как серая кошка поймала эту птицу и та уже мертва или почти мертва, черная кошка подхватывает ее и швыряет вверх-вниз, имитируя игры серой кошки. Каждое лето я спасаю птиц от серой кошки, бросаю их подальше от нее, в воздух или в чужой сад — конечно, если они не сильно ранены и у них есть шанс оклематься. В этих случаях серая кошка впадает в гнев, прижимает уши, глаза ее сверкают, она страшно недоумевает. Принося в дом добычу, кошка испытывает законную гордость. Вообще-то птица — подарок для меня: но я этого я не понимала до того лета в Девоне. Но я ее ругаю и отнимаю птиц, я недовольна.
— Ах ты, отвратительная кошка! Кошка-мучительница бедных птичек! Кошка-убийца! Кошка-садистка! Кошка, забывшая о правилах честной охоты! Как тебе не стыдно?!
Она буквально искрится гневом в ответ на мою сердитую проповедь и опрометью кидается вон из дома с визжащей птицей в зубах. Я запираю дверь в сад, закрываю окна ставнями, пока продолжается эта пытка. Позже, когда все кончено, серая кошка возвращается. Она уже не трется о мои ноги, не приветствует меня. Она высокомерно уходит наверх и отсыпается. А в саду остывает трупик птицы, умершей скорее от изнеможения, чем от зубов и когтей кошки.
Когда я решила нанять рабочего для подрезки большого дерева, о чем просили соседи — одним не нравилось, что оно затеняет их сады, другие считали, что «от него столько мусора, от падающих листьев», — он стал мне жаловаться. Несмотря на то что он зарабатывает этим на жизнь, рабочий был недоволен тем, что приходится избавляться от деревьев.
— Каждый божий день, — с горечью говорил он, — звонят и звонят, один заказ за другим. Я прихожу. Вижу прекрасное дерево. Оно росло сто лет — что такое мы по сравнению с этим деревом? Нет, говорят мне, спиливай, оно мешает розам. Подумаешь, розы! Что такое розы по сравнению с деревом? Я должен спиливать дерево ради каких-то там цветочков! Только вчера мне пришлось спилить чудесный ясень, оставил пень высотой около метра. «Мы хотим сделать стол», — заявила мне дамочка. Стол, видите ли, а дерево росло сто лет. Она желает за этим столом пить чай и смотреть на свои розы. Сейчас деревья никому не нужны, деревья истребляют. А выполнишь работу как следует, подрежешь маленько — нет, это не по ним, им, видите ли, надо, чтобы дерево потеряло свой истинный вид. А кто о птицах думает? Вы знали, что вон на той ветке было гнездо?