Мне и другим обитателям дома надо было в связи с этим что-то решать. Нужен ли нам еще один кот? У нас уже было два прекрасных больших ленивых кастрированных кота, которые всегда все принимали как должное: в полной уверенности, что еда, забота, тепло, безопасность — это то, что окружающие просто обязаны им предоставить; этой парочке никогда не приходилось ни за что бороться. Нет, нам не был нужен еще один кот, тем более больной. Но теперь мы выносили этому старому бесхозному животному еду, а не только воду, ставили миску на балкон, чтобы кот понимал: ему просто оказана любезность, ему никто ничего не должен, он не принадлежит нам и не имеет права входить в дом. Мы шутили, что он — наш придворный кот.
Жара продолжалась.
Вообще-то его следовало отнести к врачу. Но это означало бы, что у нас появился еще один кот, и первые двое могли обидеться, оскорбиться и преисполниться подозрений из-за этого пришельца, который, казалось, уже получил какие-то права на нас, пусть даже ограниченные. И потом: что скажет старуха, которую он иногда посещал? Мы следили, как рыжий кот неуклюже ковыляет по дорожке, поворачивает направо, проползает под забором, пересекает один сад, другой, сверкая своей яркой оранжевой шерстью на фоне потускневшей к концу лета травы, а потом исчезает, скорее всего, в выходящей в сад двери того дома, где его радушно принимают.
Жара закончилась, зарядили дожди. Оранжевый кот стоял под дождем на балконе, шкурка его потемнела от воды, и смотрел на меня. Я открыла дверь кухни, он вошел. Я сказала коту, что он может забраться на этот стул, но только на этот; пусть это будет его стул, и ему не следует требовать большего. Кот послушно взобрался на стул и улегся, не сводя с меня глаз. На морде его застыло красноречивое выражение — надо пользоваться по максимуму тем, что предлагает судьба, пока не отняли.
В сухую погоду дверь на балкон была распахнута, оставляя свободный выход в сад, к деревьям. Нас раздражала необходимость отгораживаться от всего этого стеклом и занавесками. И кот еще мог спускаться по стволу сирени в сад и совершать свой туалет. Весь первый день он пролежал на стуле в кухне, иногда неуклюже слезал, чтобы вылакать очередную миску воды. Он стал много есть. Он не мог просто так пройти мимо миски с едой или водой, не проглотив или не отпив хоть немного, потому что знал: в любую минуту все может измениться.
У этого кота в прошлом явно был дом, которого он лишился. Он знал, что такое быть домашним котом, любимцем. Он хотел, чтобы его гладили. Его история была довольно типичной. Когда-то был дом, были люди — друзья, которые его любили или считали, что любят, но хозяева часто уезжали и оставляли кота, так что он был вынужден сам искать себе пропитание и убежище, или же хозяева заботились о нем, пока это их устраивало, а потом уехали в другое место и бросили его. Какое-то время кот кормился в доме старухи, но, видимо, не наедался, или ему там не давали пить. Теперь, поселившись у нас, кот стал выглядеть получше. Но он не умывался. Конечно, у него были негибкие суставы, но главное — бедняга опустился, потерял надежду. Может, решил, что у него теперь никогда уже не будет дома? Через несколько дней рыжий кот понял, что его не выгонят из кухни. Теперь он начинал мурлыкать, как только мы туда входили. Мы в жизни не слышали такого громкого мурлыканья. Он лежал на стуле, бока у него поднимались и опадали, и его мурлыканье разносилось на весь дом. Кот хотел, чтобы мы поняли — это он нас благодарит. В общем, это было рассчитанное мурлыканье, мурлыканье напоказ.