Распутница! — проскрипел один из жиртрестов и поставил вонючее блюдо на пол, — даже подобные тебе имеют право на еду. Милосердие Шахиншаха не имеет границ.
— Что я сделала? — короткая цепь тотчас сбросила меня на пол, стоило сделать попытку встать, — почему вы держите меня здесь?
— Скажи спасибо, развратница, — толстяк криво оскалился и хлопнул пухлой ладошкой о ляжку, — что тебя не бросили в сырой зиндан, полный крыс! Милость правителя не имеет пределов.
Оба, выпучив глаза, некоторое время бессмысленно топтались на месте, а затем просочились в дверной проём и захлопнули дверь. Глухо лязгнуло и я вновь осталась во мраке и одиночестве. Не много же я получила ответов на свои вопросы. Правда получила целую прорву полезной информации: милосердие местного правителя не имеет пределов; я — распутница и развратница, а моя камера — ещё не самое худшее место. Прелестно!
Кроме этих, необходимых вещей, я узнала ещё кое-что, не столь важное. Кожа моего тела имела цвет чистого алебастра и была лишена каких-либо изъянов: ни родинок, ни прыщей, ни малейшей царапинки или волоска — ровная гладкая поверхность, такая приятная, на ощупь. Мои длинные волосы оказались абсолютно белого цвета, напоминая великолепный шёлк.
В общем, я несомненно отличалась от жирных уродов с их угреватой шкурой землистого окраса. Получается, я — не местная, а прибыла сюда…Откуда? Упругая серая масса, занявшая место моей памяти и не думала поддаваться. Я ткнула пальцем в лоб: ну же! Давай, вспоминай! Хоть, что-нибудь! Бесполезно.
После нескольких хлопков по влажным камням пола, пальцы коснулись края деревянного блюда. Да, похоже заключение продолжается весьма длительный срок: внутри образовалась неприятная пустота, которую вполне можно назвать голодом. Действительно, когда последний раз у меня во рту была пища? Поразительно, но идея засунуть еду в рот наполнила мысли беспокойством, пополам с отвращением. Какого дьявола? Все должны питаться.
На блюде лежали куски чего-то твёрдого и неприятно тёплого. Ни о чём не говорит. Просто возьмём одну из этих штуковин и попробуем…
Ф-фу! Вонь оказалась настолько отвратной, что я отшвырнула мерзко пахнущий кусок и пнула блюдо ногой. Оно прогрохотало по полу и упокоилось у противоположной стенки. Содрогаясь от отвращения, я отёрла осквернённые пальцы о влажные камни. Какой ужас! Лучше сдохнуть, чем питаться подобной дрянью.
— У меня появились соседи?
Голос, рядом с ухом, звучал так громко и отчётливо, словно говорящий находился рядом. В то же время, я могла поклясться — в камере никого, кроме меня не было. Тем не менее, страха не было и в помине. Только любопытство.
— А соседи, похоже, попались молчаливые. — в голосе промелькнула лёгкая насмешка, — или боятся разговаривать с незнакомцами в тёмном месте?
Я не удержалась и хихикнула. Мне понравился голос, звучащий в темноте: чувствовалось, его обладатель — сильный и уверенный, в себе, мужчина. Думаю, прежде мне очень нравились такие. Точнее, о своих прежних предпочтениях, я пока сказать не могла.
— Всё может быть, — только бы не рассмеяться, — место очень тёмное, а незнакомец — очень незнакомый.
— Итак, у меня — соседка, — оживился неизвестный, — и судя по голосу, очень даже симпатичная. Как зовут красотку с таким очаровательным голосом?
Хм, просто сыплет комплиментами. Понятия не имела, что у меня такой приятный голос. Тем не менее, ответить пока нечего. Самой бы кто сказал.
— С этим связана одна небольшая проблема, — пробормотала я, ощущая как затягивается молчание, — Я, вроде как, не помню своего имени. И ещё целой кучи других вещей. Честно говоря, моя память напоминает чистый лист. Я даже не могу объяснить, почему меня держат здесь и как я вообще сюда попала.
— Занятно, — пробормотал невидимый собеседник и надолго умолк.
Некоторое время я ожидала каких-то комментариев или вопросов, но он просто молчал. Потом, мало-помалу, до меня начало доходить. А если он принял собеседницу за психопатку? Или так оно и есть? Ведь неизвестно, сколько я торчу в этой непроглядной ледяной тьме. Долгое заключение в темноте вполне способно довести до безумия кого угодно. А пропавшая память — всего-навсего один из синдромов. Защита несчастного рассудка. От подобных рассуждений становилось жутко.
Сбрасывая цепенящие путы страха, я заставила себя встать. Потом, повинуясь неясному подозрению, начала ощупывать холодные бока камней на уровне головы. Где-то здесь исчезнувший голос слышался громче всего.