— Предлагаешь доложить? — с сомнением поинтересовался второй, а потом развернул лист и осмотрел его, — судья очень не любит менять своё решение. А писцы меня поколотят, если им придётся переписывать всё, по новой.
-. Ладно, — сонный зевнул и махнул рукой, — давай, читай по-быстрому. А то уже поздно.
— Какое хоть время суток? — я осторожно убрала волосы с лица и вдруг осознала, что полностью обнажена, — а почему на мне нет одежды?
Охранники переглянулись и рассмеялись тонкими противными голосами. Их трясущиеся женоподобные тела показались мне омерзительной гадостью, заслуживающей лишь смерти. Да, я хотела наброситься на них и прикончить! Но, как-то по-особенному. Чувство голода, в этот момент, усилилось стократ.
— Значит, как гулять голышом по парку правителя, оскверняя взор визиря и его наложниц — одежда нам не нужна! — пропищал сонный, — а здесь, где твоя позорная нагота никому не интересна, вдруг вспомнила о приличиях? Хоть бы волосами лицо прикрыла, бесстыдница!
— А тебе не кажется, — вдруг пробормотал его напарник и начал оживлённо шептать в ухо, напоминающее рваный лист какого-то растения. До меня доносились только отдельные слова, — за стеной, волосы, оба. Иностранцы.
Впрочем, мне и этого хватило. Не дура же я, в конце концов. Похоже мой, не назвавшийся пока собеседник, напоминал меня. Ну а своё отличие от этих уродцев я могла оценить самостоятельно. Но, вот остальное? Голышом по парку правителя? Вот так ерунда! Стоп. Мой сосед тоже появился здесь полностью обнажённым. В голове звенело так, словно там поселилось семейство бешеных колокольчиков. Вот, вот…
— Всё это неважно, — чёртов стражник вмешался в тот момент, когда я почти вспомнила, — судья вынес приговор, и правитель одобрил его высочайшей подписью.
— Итак: приговор высочайшего беспутной и безнравственной женщине, осмелившейся, в нарушении всех норм, приличий и законов, указанных в святом Писании, появиться в людном месте, с непокрытым лицом. Второе преступление не столь значимое, посему милостивый шахиншах соблаговолил простить ту, которая появилась в его личном саду, без приглашения. Стало быть, наказание последует лишь за разврат и несоблюдение Святого Писания.
Они умолкли и переглянулись. Ну-ну, какое же тут наказание за развратное поведение?
— Распутница приговаривается к публичному побитию камнями. Милосердный правитель соблаговолил выдать преступнице одежду, которой она прикроет свой позор, на время казни. Также, в своей бесконечной милости, шахиншах разрешил не выставлять тело, после казни, на позорной стене и оно будет погребено в безымянной могиле для преступников.
Они это серьёзно?
— Ну, спасибо, — пробормотала я, — так много милосердия к такой опасной преступнице.
Иронии они не поняли. Жирдяй, со свитком, важно кивнул и свернул мой приговор. Второй, прижимая блюдо к животу, строго сказал, покачивая указательным пальцем:
— Сейчас вечер, распутная и у тебя имеется целая ночь. Возноси молитвы всевышнему. Проси его о величайшей милости. Возможно он смилостивится и согласится принять заблудшую душу в пресветлый чертог.
— Ну, если ваш всевышний столь же милосерден, как и шахиншах, — пробормотала я, пытаясь собраться с мыслями, — целая ночь…
Весёлая парочка, пихая друг друга животами, выкатилась в коридор, оставив меня во мраке и одиночестве. Я повернулась лицом к стене и прижалась лбом к холодным камням. В голове не укладывалось: неужели завтрашним утром меня не станет? А я ведь так ничего и не вспомнила. Лишь имя.
Имя! Мой сосед собирался назвать своё. Как ни странно, но это казалось неимоверно важным.
— Эй! — позвала я, — ты ещё здесь? Меня тоже казнят завтра! Забьют камнями, представляешь? За открытое лицо. Какое-то безумие!
— У людей много труднообъяснимых вещей, — отозвался сосед, странно отделив себя от всех остальных, — но вообще-то это не имеет ни малейшего значения.
— Ну да, — хмыкнула я, — ещё ночь и нам будет всё равно. Ненавижу, проклятых уродов!
— Погоди, — в голосе звучала странная сосредоточенность, как перед трудной схваткой, — понимаю, сейчас тебе будет очень сложно отвлечься, но попытайся вспомнить, как ты попала в парк правителя. Поверь — это очень важно!
Я присела на корточки, прижимая пальцы к вискам. Важно? Важнее завтрашней казни? Проклятье! Соберись, Зебба!
Перед глазами полыхали ослепительные зарницы: жаркий солнечный день, аккуратная тропка между ухоженными цветочными клумбами и громкий топот стражников. А вот и они, их много и все с обнажёнными саблями.
Ещё одна вспышка: какие-то фигуры, с головы до пят в чёрной мешкообразной одежде, удирают от меня с оглушительным визгом. Серый туман в голове рвался в клочья и всё больше слепящих взрывов открывали моё прошлое.