Это положило начало новым временам. Теперь кошка стала приходить к дверям дома, когда ей становилось очень голодно, и с каждым днем доброе чувство к негру росло. Она раньше не умела понять этого человека. Он всегда казался ей врагом. Оказалось, что он был ее другом и единственным в целом свете.
Однажды ей выпала счастливая неделя. Семь сытых обедов семь дней подряд; и как раз по окончании последнего обеда ей подвернулась сочная мертвая крыса, настоящая, подлинная крыса, сущий клад; она ни разу не поймала взрослой крысы за все свои разнообразные жизни, но схватила находку и потащила ее, намереваясь припрятать про запас. Кошка переправлялась через улицу у нового дома, когда показался ее старый враг — собака с верфи, — и она, естественно, бросилась к двери, скрывавшей дружескую душу. Как раз когда она поровнялась с ней, негр распахнул дверь, выпуская хорошо одетого человека, и оба увидели кошку с крысой.
— Ого, вот так кошка!
— Да, сэр, — отозвался негр. — Моя кошка — гроза для крыс, сэр, всех почти переловила, сэр, вот почему она так худа.
— Не давайте же ей голодать, — сказал мужчина, по всем признакам являвшийся домохозяином. — Вы возьметесь кормить ее?
— Продавец печенки проходит каждый день, сэр, четверть доллара в неделю, сэр, — сказал негр, находя, что имеет полное право на добавочные пятнадцать центов за «идею».
— Хорошо, я буду платить.
— Мя-я-со! Мя-я-со! — раздается магнетический, чарующий для кошек крик старого печеночника, подталкивающего свою тачку вверх по переродившемуся Скримперскому переулку, и кошки, как и бывало, стаей сбегаются за своей порцией.
Надо помнить всех кошек черных, белых, желтых и серых, а главное надо держать в памяти всех их владельцев. Обогнув угол нового дома, тачка делает непривычную в прежнее время остановку.
— Эй вы, прочь с дороги, низкий сброд! — кричит печоночник и размахивает своим жезлом, очищая дорогу для серой кошечки с голубыми глазами и белым носом. На ее долю выпадает необычайно крупная порция, ибо Сам разумно делит доходы пополам, и трущобная киска удаляется со своим обедом под кров большого здания, сделавшегося ее официальным жилищем. Ее четвертая жизнь дала ей счастье, о котором она и не мечтала; теперь же счастье так и лезет к ней. Сомнительно, чтобы путешествия способствовали развитию ее ума, но она хорошо знала, чего хочет, и получила то, чего хотела. Честолюбивая мечта все ее жизни также осуществилась, ибо ей удалось поймать не одного воробья, а двух, в то время как они сцепились в смертельной борьбе на мостовой.
Нет оснований предполагать, что ей когда-либо удалось завладеть еще крысой; но негр подбирает дохлых, где только может, и выставляет их на показ в обеспечение ее пенсии. Покойница оставляется в сенях до прихода домовладельца, а затем с извинением торопливо выбрасывается вон.
— Чтоб ее, эту кошку, сэр… Это аналостанская кровь, сэр, чистая гроза для крыс.
За это время у нее несколько раз бывали котята. Негр решил, что желтый кот — отец некоторых из них, и негр без сомнения, прав.
Он продавал ее несчетное количество раз со спокойной совестью, хорошо зная, что возвращение «Королевской Аналостанки» домой — вопрос лишь нескольких дней. Она отделалась от своей антипатии к подъемной машине и даже приучилась подниматься и спускаться по ней. Негр упорно утверждал, что в один прекрасный день, когда кошка услышала зов печеночника, находясь на верхнем этаже, она ухитрилась нажать электрическую кнопку машины, чтобы спуститься вниз.
Шерсть ее попрежнему шелковиста и прекрасна. Она не только числится в рядах кошачьей аристократии, но выделяется в ней, как избраннейшая пенсионерка. Печеночник положительно почтителен к ней. Даже вскормленная на сливках и цыплятах кошка хозяина ломбарда не занимает такого положения, как «Королевская Аналостанка». Но, несмотря на все благополучие ее общественного положения, королевское звание и поддельный аттестат, она бывает больше всего счастлива тогда, когда ей удается улизнуть в сумерки и порыскать по задворкам, ибо в душе она остается и всегда останется бродячей трущобной кошкой.
ДИКАЯ КОШКА
Старому мельнику, грузину Бежану, не спалось. Лежа на длинной деревянной тахте[2], он давно уже ворочался с боку на бок, — беспокойные мысли роились в голове и прогоняли сон. До слуха явственно долетали ритмические, чередующиеся с большой правильностью звуки колеса миниатюрной водяной мельницы, или «колотовки».
2