— Есть!
Тут общий хохот. Оказывается, не меня зовут, а кота. Вот этого самого жирного подлеца. Только тогда он еще совсем молодым был и куда тоньше.
Ну, подошел он ко мне, стал ласкаться. Была у меня в кармане колбаса. Отрезал я своему тезке кусок. Ничего, съел. Ласкаться стал, мурлыкать…
Потом позвали меня в канцелярию. Получил я бумаги, ушел. Разумеется, о коте и думать позабыл.
Пришел на «Астру», забрался в кубрик, на свою койку, спать залег. Просыпаюсь, — спит у меня в ногах тот самый кот. А пароход-то уже отчаливает. Якоря подняли, сходни сняли. Значит, завезем мы кота в Венецию.
Ну, на всякий случай пошел я доложить капитану. Так, мол, и так. Безбилетный пассажир.
— Черт с ним, — говорит капитан. — Авось, отработает: пусть крыс ловит. Да смотри мне: будет палубу пачкать — в мешок да в воду.
Ну, Мартин оказался благовоспитанным: насчет того, чтобы палубу пачкать, — ни-ни. Ловил ли он крыс, не могу сказать.
Вот всю ночь шли мы, утром подходим к Венеции, вошли с музыкой в Канала Грандэ, кот мой — сам не свой: мечется по палубе, мяукает, все к берегу присматривается. Явно — недоумевает:
— Куда, дескать, меня завезли? Что это за город такой?
Пришлось мне с матросами на берег спускаться; только сели в шлюпку, — кот прямо с палубы к нам прыгнул. На берегу все ходит, все пофыркивает, недоверчиво поглядывает.
Заболтались мы на Рива дель Скьявони в каком-то кабачке, — выходим, а кота нет.
Обидно мне стало: как никак на моей ведь душе грех, я ведь беднягу кота, да еще моего тезку, из Триеста на чужбину завез. Пропадет он тут.
— Что же это, — говорю, — братцы. Пропадет ведь коташка.
Ну, матросы хохочут.
— Авось, говорят, не пропадет.
Дошли мы до набережной, усаживаемся в гондолу, чтобы плыть к «Астре» — откуда ни возьмись, стрелою летит наш Мартин по набережной. Хвост вверх, уши торчком.
Ну, вечером, как всегда, «Астра» отошла в Триест. Всю дорогу кот спать мне не давал. Вышел я на палубу, — он всюду за мной. Как собака, трется у моих ног, жалобно мяукает.
А пришли мы утром в Триест — видели бы вы, что тут с ним было.
Визжит, катается, прыгает, кувыркается, мурлычет. Совсем от радости с ума спятил.
Первым и выскочил на берег, да как ушкварит по набережной! Словно рыжий шар катится.
Прошло, надо полагать, с неделю. Позабывать я Мартина стал. Как-то раз собрались мы опять в обычный рейс на Венецию — глядь, — а Мартин у нас на палубе, как старый знакомый, ходит.
Заучил он эту дорогу: съездит с нами в Венецию, побродит там, вернется опять в Триест, неделю, две не показывается. Свои обязанности в городском муниципалитете, надо полагать, исполняет: крыс ловит в архиве.
Потом пришлось ему уже более дальний рейс совершить с тою же «Астрою»: поставили «Астру» на линию Триест — Неаполь, и в первый же раз поплыл кот с нами. Опять та же история: пристанем мы к какому-нибудь новому, для кота незнакомому порту, — он очень беспокоится.
Отправится на берег, все осматривает, знакомится, а потом вернется на борт, забьется в какую-нибудь каморку и до нового порта не подает признаков жизни.
Ну, долго рассказывать, а только потом пришлось нашему Мартину с «Астрой» и в Египте побывать, и в Мариуполе, и в Таганроге.
А так года четыре спустя, попал он в дальнее плавание — в Индию.
Дошли мы до Калькутты, — там беда приключилась: собирается «Астра» в обратный путь, а нашего «Боцмана», как прозвали мы кота, нет, как нет.
Смешно сказать: чуть я не дезертировал с судна, чтобы не покидать кота на чужбине. Товарищи только удержали, а то сбежал бы я.
Вот возвращается «Астра» в Триест. Входим мы в порт. Причаливаем. Канат завезли, подтягиваемся к набережной. А я стою да тоскливым взором все осматриваю: не выскочит ли из трюма коташка наш рыжий. Не примется ли бесноваться от радости, что опять мы на его родину вернулись.
Нет, нет. Остался в Индии, дурак рыжий. Пропал. Ну, ладно.
Полгода почти спустя, и уже не с «Астрою», а с «Радецким», попал я опять в Калькутту. Что бы вы думали? Только с матросами спустился на берег, держим курс к кабачку одному, галдим, руками машем — откуда ни возьмись прыг на меня рыжее чудовище.
Тощий, худой, ошарпанный.
Матросы даже испугались. Орут:
— Бешеная кошка!
А он, шельма, и в самом деле, как бешеный: рычит, визжит, пляшет на моей спине.
Ну, довезли мы его опять до Триеста, — он, как полоумный, с судна — шасть.
Зашел я опять по делам в муниципалитет, там рассказывают:
— Явился восемь месяцев пропадавший Мартин, всех своими курбетами насмешил.