Наконец, к великому облегчению всех соседей, Мими исполнился год, и старик Адамс начал подыскивать ей подходящего жениха. Первый удар — все самцы в округе оказались холощеными. Второй последовал, когда он прокатился десять миль на велосипеде к даме, которую заранее превознес до небес за то, что у нее хватило порядочности оставить животное таким, каким его сотворила природа, а она запросила три гинеи гонорара за услуги своего любимца.
Его чуть не хватил инсульт. С его точки зрения, хотя у него было полное моральное право продавать котят Мими и неплохо на них зарабатывать (он уже сообщил нам, что надеется выручить за них больше, чем за клубнику), требовать плату за участие в этом деле кота означало верх безнравственности. Никому, ревел он, вернувшись и молотя кулаком по нашей калитке так, что она тряслась, — как всегда, когда принимал что-то к сердцу (к большому нашему огорчению, так как со стороны казалось, что вывели его из себя мы), никому, кроме старой девы, такое в голову не пришло бы, и пусть его черт поберет, если он будет плясать под ее дудку!
Только Богу известно, чем бы все это кончилось! Мими вопила бы на чердаке от неразделенной страсти, ее владелец упрямо отказывался бы как уплатить за услуги кота с родословной, так и позволить ей спариться ради всеобщего покоя с дворовым котом — мы больше часа втолковывали ему тонкости генетики, но он остался при убеждении, что стоит Мими хоть раз Сбиться с Пути, как он деликатно выразился, она так без конца и будет рожать беспородных котят. Но тут старик Адамс сменил врача.
Врачей он менял постоянно — со времени нашего знакомства он уже проделал это дважды. С первым он расстался из-за того, что тот ездил на спортивной машине, и, когда взносы на национальное здравоохранение повысились, старик Адамс безоговорочно объяснил это бесшабашностью, с какой врач расходовал бензин. Второго покинул, видимо, просто за компанию с дантистом, от которого отказался из-за каких-то недоразумений со вставными зубами.
И теперь он переметнулся к врачу, только что обосновавшемуся в соседней деревне. Старик Адамс, записавшийся к нему на следующий же день после его переезда, отозвался о нем весьма одобрительно: очень приятный молодой человек и сразу разобрался с его артритом. И, как мы поняли, лишь по чистейшему совпадению доктор оказался владельцем нехолошеного сиамца Аякса. И по чистейшему совпадению в следующий же раз, когда Мими пришла в охоту, артрит старика Адамса до того разыгрался, что он слег и вызвал нового врача к себе.
Тот, очевидно, умел разбираться не только с артритом, и едва услышал вопли Мими на чердаке и узнал печальную повесть о ее безответной любви, как тут же съездил домой за Аяксом. Несомненно, и врач он был хороший. В тот же вечер старику Адамсу так полегчало, что он забыл про артрит и, торжествуя, посетил «Розу и Корону».
Глава пятая
БЕЗОБРАЗИЯ ПОВСЮДУ
Саджи в первый раз пришла в охоту в сентябре, когда мы отдыхали в Шотландии, а она вновь гостила у Смитов. Собственно, мы этого ждали. Согласно справочнику, при раннем развитии у сиамских кошек половая зрелость может наступить в четыре месяца, а Саджи к этому моменту стукнуло аж семь, и была она до того развитой, что хоть на стенку лезь, из чего следовало, что она приберегает силы для наиболее подходящего случая.
И при пособничестве Джеймса разыграла она это великолепно. Первый вопль она испустила во время званого обеда и до смерти перепугала всех, начиная с самой себя. Смиты, сообразив, в чем дело, только-только успели заверить самых нервных гостей, что кошка вовсе не взбесилась, как она вновь позвала, и даже еще громче. После чего, поведали они нам потом, и глаза их остекленели при одном воспоминании, Джеймс, услышав ее голос сквозь туманы снов и на миг позабыв, что он уже не тот кот, каким был прежде, галантно выпрыгнул из тумбочки и попытался заняться с ней любовью на половичке, а Саджи в ужасе залезла на торшер и опрокинула его на блюдо с котлетами.
Но Смиты и после этого остались нашими друзьями — вот какие это люди! Даже не разрешили нам заплатить за торшер. Однако предупредили, что Саджи наделена исключительной, как они выразились, способностью звать. В конце концов им пришлось запереть ее в свободной комнате, где Джеймсу разрешалось навещать ее, когда он хотел, и через пару дней он убедил бедную пленницу, что в жизни есть еще многое другое, кроме любви (она, сообщили Смиты, вышла оттуда безмятежно, будто ничего подобного и не случилось вовсе, выпила целый молочник, чтобы промочить глотку, и весело отправилась с ним рыть ямы в саду), но эту пару дней они даже собственных слов не слышали.