— А помнишь, Станиславович, — Иван поднимал вверх указательный палец.
— Ну, Вань, разве такое забудешь, — смеялся Шульга.
— А вот еще был случай…
— Помню, Вань. Это была фантастика.
— А в Воронеже как погуляли.
— Давай, я тебя обниму, Вань. Если б не ты… Эх, начать бы жизнь сначала.
В общем, Шульга позвонил Ивану и через час желтый мерседес уже мчался на север.
— Я думаю, она в Москву собралась, в цирк, — пожаловался другу Владимир Станиславович.
— Ничего, догоним. Зачем еще цирк? Мы все хорошо помним, чем заканчивается цирк, — Иван был одним из немногих, кто знал историю о Кочерге и фокуснике Рубене.
— Вот ты представь, Иван, что за женщина… Помнишь, как в коньках по столу каталась. Вообразят себе, бог знает что. Мечтами живут.
— Понимаю. Они все похожи. Моя говорит, хочу новую стиральную машину. Как в сказке о рыбаке и рыбке. Там тоже, если разобраться, со стиральной машины все начиналось. С корыта то есть.
Горбатовскую Волгу Шульга с Иваном нагнали часа через два. Упирающуюся и царапающуюся Кочергу пересадили в машину Ивана. Точнее будет сказать, пересадил Иван. Приподняв, в общем-то, нехуденькую Кочергу над землей и аккуратно поместив ее на заднее сидение своего автомобиля.
— А как же я? — Горбатова с удивлением наблюдала за неожиданным поворотом событий. — Так мне ехать в эту Незлобню? Ничего не понимаю.
— Понимать тут нечего, гражданка, Клавдия Ивановна женщина замужняя. А вы езжайте, куда хотите, — Владимир Станиславович недоброжелательно посмотрел на журналистку, поскольку решил, что в этой истории с тиграми часть вины лежит на средствах массовой информации в целом и Горбатовой в частности. — Езжайте, а нашу семью оставьте в покое.
«Ну, а что адрес у меня есть, кого искать — знаю. Глупо останавливаться на полпути, — задумалась Галина. — А без Кочерги будет даже спокойнее».
Синяя «Волга» отправилась в Незлобню.
40. Горбатова в Незлобне
Уже начинало смеркаться, когда Горбатова увидела указатель с надписью «До Незлобни 1,5 км». Журналистка свернула в лес, проехала метров сто и остановила автомобиль.
— Как здесь легко дышится! — Горбатова вышла из своей синей «Волги», достала видеокамеру, положила ее на капот автомобиля, отошла на несколько метров и заговорила. — Наш корреспондент находится в глухом подмосковном лесу. Где-то тут знаменитая «Рублевка», но где-то далеко, где именно, я не знаю. До свидания, дорогие телезрители!
Журналистка выключила камеру и села за руль. У нее было прекрасное настроение. Она чувствовала, что ее репортаж может стать сенсацией.
Галина попробовала завести «Волгу», но та не заводилась.
— Вот черт, — подумала вслух Горбатова и ударила кулаками по рулю. Руль отвалился.
Попытки вызвать спасателей по мобильному телефону к успеху не привели — Горбатова не смогла назвать адрес, по которому она в данный момент находилась.
— Где-то в районе Незлобни, точнее сказать не могу.
— Вы что-нибудь видите? — спрашивали Горбатову на том конце провода.
— Вижу, как солнце садится за деревья. Чувствую, как холодает. А я легко одета и вокруг абсолютно никого нет.
— Значит, вы стоите лицом к западу, раз видите, как солнце садится за деревьями, — обрадовал журналистку дежурный. — Идите на восток. Там вы найдете…
Что она должна была найти на востоке, Горбатова не расслышала, так как в телефоне села батарейка. Потом у журналистки сломался каблук, она сняла туфлю и тут же наступила на острый сучок.
Стоя на единственной здоровой ноге, Горбатова погладила ладонью пораненную ступню и почувствовала, что рука стала влажной.
— Кровь, — тихо сказала Горбатова, рассмотрев ладонь, а потом закричала:
— Люди, помогите!
Понятно, что ее крик никто из людей не услышал, лишь испуганно заухала сова, напугав своим уханьем Горбатову еще больше.
— Люди! Товарищи! Господа! Телезрители! На помощь!
Сердце журналистки готово было оторваться от кровеносных сосудов и скатиться вниз — к пяткам.
Однако отступать было поздно, и Горбатова отправилась — подпрыгивая на одной ноге, от дерева к дереву — на восток.
На востоке уже появились звезды. А на западе сквозь деревья еще можно было увидеть солнечный полукруг.
Горбатовой стало очень жалко себя, она обняла дерево, неведомой ей породы (это была ольха), и заплакала.