К реальности меня вернул тот тонконогий, наступил сволочь на хвост, и не подумал извиниться. Но я понял намек и убрался с дороги. Мы с Гарри и мешком прислонились к боку первой лавки и осторожно выглянули в проход. Первое мое ясное впечатление от ярмарки - это ноги. Поднять глаза выше я решился не сразу. И не сразу сообразил, что вижу по-человечески: все цвета снова на своих местах, яркие как в самом начале времен (как любила говорить моя бабка). Я повернулся к Гарри и посмотрел на его морду, прикидывая похожи ли его глаза цветом на недозрелый крыжовник, но не смог вспомнить как тот выглядит. Идти в толпу было боязно, как заставить себя шагнуть на шаткий мост над пропастью, - одно неловкое движение и все не греть мне больше живот на солнышке, мечтая о тарелке фарша.
Глаза разъезжались в разные стороны, хотелось все увидеть и запомнить. Но как я теперь понимаю, вместо четкой картинки ярмарки, где все на своих местах, как в пазле, у меня в голове осталась пицца Ассорти. Это когда берешь все что завалялось в кладовке, режешь мешаешь, заливаешь кетчупом и плюхаешь на заготовку. Получается красно-желтая корочка, в которой отдельные кусочки оливок, шампиньонов и колбасы лишь угадываются. Но попробую рассказать.
Народ все прибывал: мимо нас проскакали то ли жабы то ли летучие мыши, лапы у них были жабьими, а крылья перепончатыми. Цветом эти жабомыши напоминали неаппетитный кусок болотной тины, зато скакали резво. Когда одна из тварей приблизилась на расстояние прыжка, мои лапы сами по себе напружинились, но я во время заметил кучу мелких зубов, торчащих из широкой пасти, и лапы сразу превратились в кисель. Эта тварь мне бы в один укус голову отхватила. На всякий случай я отполз за мешок.
- Чувствуешь как здесь пахнет? - спросил Гарри.
- Не могу понять чем.
- Всем подряд. Паленой шерстью, воском, кровью, жареной печенкой, рыбой, старой тканью, вином, пылью, мокрой псиной, сидром, карамелью, имбирем, лимонами и апельсинами, розами, потом, пачулями, - Гарри замолчал, не потому что запахи кончились, а потому что устал их перечислять. Мой нос разбухал и грозил вот вот лопнуть. Ярмарка была слишком пахучей и слишком громкой. Мы вдвоем прятались за мешком, а музыка, смех, пение, разговоры на незнакомом, но красивом языке летели со всех сторон. Но наш мешок держался невозмутимо и твердо, как настоящая скала. Земля задрожала мимо прошел еще один громила, я рискнул выглянуть из укрытия, и увидел спину, покрытую густой черной шерстью. Внизу торчал хвост, который загибался кренделем как у дворняжки. Прохожие вежливо уступали чудищу дорогу, едва ли не прыгая на прилавки.
- Мы сюда не для того пришли, чтобы торчать у входа, - сказал я и решительно пошел вперед.
Войти на ярмарку было все равно что в реку, чем дольше ходишь по берегу, прикидывая температуру воды, тем сложнее загнать себя в воду. Другое дело если прыгнешь сразу, да сначала, от холода как бы сердце останавливается, но затем быстро привыкаешь и уже чувствуешь себя так, будто в этой воде родился. (Гермиона однажды сказала, что жизнь появилась в океане, а потом оттуда вылезла на землю).
Продвигались мы осторожно, стараясь держаться по ближе к лавкам и беречь свои хвосты, посетители ярмарки не смотрели под ноги. Большинство из них были почти как люди. И мужчины и женщины были одеты дорого и ярко (по моему на каждом из них цветов было больше чем на радуге, но красный и зеленый все равно преобладали), как в учебниках по истории, камзолы, платья с длинным шлейфом, туфли с пряжками, нелепые штаны и странные шляпы. Кто-то носил на голове островерхие колпаки, я такие видел в одной витрине на Диагон Аллее, причем цены на эти конусы были как на хорошую метлу. Другие шляпы замучаешься описывать, не то что надевать. Из тех что попроще одни походили на котелки, вторые на чайники (спереди у них торчало что-то вроде носика), третьи были как треуголки, четвертые плоские, а у одного плечистого парня с длинной тонкой красной бородой на голове сидела огромная улитка. (Жаль, что я не догадался ее стянуть, упустил шанс по легкому получить зачет по ЗОТС). Можете думать, что я заливаю, но тролли тоже были при уборах. У них на головах покачивались, опасно кренясь при каждом шаге, аккуратные горки из плоских как блины камней уложенных друг на друга.
Украшений было много, и своим блеском они больно били по глазам. При чем носили их не только женщины, у мужчин на пальцах тоже сверкали кольца, а в ушах покачивались массивные серьги. Если бы так вырядились люди, вы бы наверняка первыми над ними посмеялись, но над этими существами лично мне смеяться совсем не хотелось. Все из-за их глаз: ярких, красивых, блестящих, но не живых.
Можно было бы соврать, что под всеми этими шляпками и за всеми яркими одежками, я не мог разглядеть их лиц, но я гриффиндорец, а мы не отступаем перед трудностями. Вспоминать о них мне не приятно, потому что лица у нелюдей были почти такие же как у нас, да не совсем. Будто над ними поиздевался темный маг или мои придурошные братцы. Фред и Джордж конечно. Никогда не забуду, как они наколдовали мне нос в три ярда длинной, и уши как у слона.
Мы видели носы всех форм и размеров, хоть коллекционируй:
длинные и тонкие, как палочки,
крючковатые и размером с водопроводный кран,
большие и круглые, как у клоунов, разве что не красные,
торчащие вверх, будто их владельцы всю ночь сушились на бельевой веревке, подвешенные как раз на нос.
У одной дамы лицо было огромным и круглым, а нос маленьким как кнопка (искать его было все равно, что высмотреть море спокойствие на Луне, то самое из-за которого я провалил практику по Астрономии. Но луна большая, а этот проклятый кратер с земли как булавочная головка).
Над носами блестели глаза, тоже на любой вкус: выпученные глаза, узкие глаза как щелочки, миндалевидные глаза, но такие и у людей бывают. Зато вы никогда не встретите человека, у которого глаза будут с боку как на змеиной морде, или как бы нарисованы под углом, так что можно разглядеть только свой нос. Ни бровей ни ресниц почти ни у кого не было. А кожа казалась то ли синеватого то ли зеленоватого оттенка. Я не мог понять она от природы такая или это игра света. Перед лавками весели зыбкие шары светящегося тумана, и каждый был своего цвета.
По пути нам попадались настоящие чудища и уродцы: мохнатые, криволапые, зубастые или наоборот похожие ящериц и жаб. Они не рядились в людские одежды, а расхаживали голыми. Головы нельзя было поднять, взгляд натыкался на чьи-то скользкие причиндалы. Но я конечно поднимал, потому что в воздухе порхали маленькие легкие феи, едва прикрытые цветочными лепестками, с переливающимися крылышками. Над нами пронеслась пятерка огненных шаров и феи бросились в рассыпную. Я не понял, что это было. Тоже покупатели? Интересно, за каким товаром они сюда пришли?
В общем до первой развилки
Забыл рассказать про русалку, она сидела в большом прозрачном пузыре, который катили по проходу двое огромных жаб. Русалка вертелась в своей то ли ловушке то ли карете и мотала серебристым хвостом. Честно, она мне не понравилась: волосы зеленые, кожа в пятнах чешуи, глаза круглые, как у рыбы и без век, носа нет, рот маленький, верхняя губа выпячена, а грудь как доска. Смотреть не на что. Зато ногти длинные и острые, Джинни за них отдала бы меня в гоблинское рабство не торгуясь. Прошлым летом она пыталась отрастить себе такие же когти, но суровые грядки быстро ее обломали. Русалка кувыркнулась, повисела вниз головой, царапнула стекло, нас она конечно не заметила. И видит Мерлин я был этому рад. Мы с Гарри долго таращились ей в след, конечно она была страшная, но русалка.
В общем до первой большой развилки мы добирались долго, залипая то на одном месте то на другом, глазея на нелюдей и на товары. На одном прилавке стояла высокая горка из круглых шаров внутри, которых спали чудища. «А что если их выпустить? - подумал я. - Они останутся маленькими или вырастут до нормальных размеров?». Но продавец тень в черном балахоне и белой лисьей маске с красными полосами бдил, не спуская своих темных дыр с любопытных покупателей. Шарики брал только сам пирамидка при этом даже не шаталась.