Сергей Кузнецов
КОШКИН ДЕДУШКА
Пьеса-монолог
ВПЕЧАТЛЕНИЕ
Иногда случается, что проходя по улице Паталогоанатомической, которая находится в городе Староверовске, я, один из тридцати шести тысяч его жителей, предаюсь воспоминаниям. Я вспоминаю, что когда-то, больше двадцати лет назад, по одну сторону такой же узкой дороги стояли новенькие серенькие пятиэтажки из панельных блоков, а по другую — почерневшие от времени и униженно вросшие в землю деревянные избы, стыдливо прикрытые полусгнившими заборами и трухлявыми воротами.
И в выходные дни было странно замечать простыни и пододеяльники, белыми флагами вывешенные на балконах по одну сторону, и сизый дым из ржавых труб бань — по другую. Словно какая-то неведомая демаркационная линия разделяла день сегодняшний и день вчерашний, и в этих временных измерениях сосуществовали два мира и два полярных уклада жизни деревенский и городской.
Черные избы давно уже снесли, и теперь на их месте возвышаются современные двенадцати- и девятиэтажные здания из красного кирпича, а серые пятиэтажки как стояли, так и стоят до сих пор. Только теперь уже эти дома, названные по имени великого градоначальника прошлого бурчеевками, готовы провалиться сквозь землю от стыда перед своими рослыми соседями. И на самом деле рядом с ними они кажутся еще более убогими и серыми на фоне зеленых тополей-исполинов, разросшихся в их запущенных дворах. Дует ветер, тополя шумят, и иногда кажется, что эти серые фантомы когда-нибудь свинцовыми коробками встанут на могилах своих стареющих жильцов.
Но вороны, все чаще и чаще вьющие себе гнезда в ветвях здешних тополей, лучше многих людей знают, что и другим жильцам, недавно вселившимся в новые дома, отметившим новоселье и прописавшимся в домах на улице Паталогоанатомической, радоваться недолго. Пройдут те же двадцать лет, пепельные пятиэтажки полягут очередным культурным слоем и на их месте вознесутся какие-нибудь двадцати- или тридцатиэтажные монстры из стекла и бетона… И что же тогда останется пожилым жильцам по другую сторону дороги? Стареть — точно так же, как стареют сейчас жильцы срамных пятиэтажек. Да, только стареть, вспоминая былую любовь, да-да, стареть, страдая от одиночества, стареть и… умирать… Это жестоко… Это несправедливо… Но иного не дано… Такова тяжелая поступь времени… Она давит и калечит и слабых, и сильных…
ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО:
ВЕНИАМИН АЛЕКСАНДРОВИЧ — мужчина преклонного возраста, худой, сутулый, с седыми волосами, одетый в поношенные брюки и рубашку, передвигается с помощью костылей, а, в-общем, по большому счету — его внешний вид не имеет никакого значения.
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
Начало лета. Как я уже говорил, небольшой город Староверовск, названный, видимо, в честь протопопа Аввакума. Улица Паталогоанатомическая. Однокомнатная квартира. От порывов ветра хлопает открытая балконная дверь и в комнату влетает тополиный пух. Он вьется и падает на протертый паркетный пол. У ближней к двери стены скопилось уже много пуха. В комнате пахнет лекарствами и вещами, в-общем, старостью. Обои на стенах выцветшие и драные. На табуретке — клетка с попугаем. Скудная обстановка указывает либо на излишний аккуратизм хозяина, либо на переживаемую им нищету, а скорее всего, и на то, и на другое одновременно. Мужчина с помощью костылей меряет шагами метры, стучит костылями по паркету и дымит, не выпуская изо рта сигарету. Подходит к столу у окна, отставляет один костыль и правой рукой зло тушит сигарету на коробке от торта. Снова ходит и стучит по паркету.
•
ВЕНИАМИН АЛЕКСАНДРОВИЧ. Ну где она? Сказала, в магазин только, сейчас приду… Полчаса уже нет, час, два… Что делать, не знаю… Может, случилось чего? В милицию, что ли, звонить? Или в морг? (Бьет костылем по паркету.) Больше всего меня раздражает, что я и больным-то уже вроде как не считаюсь. Медсестра сегодня: «Подержите!» И тянет эту…баночку с анализом. Как будто я могу?! (Плюет на ладони, растирает, берется за костыли и идет по прихожей.) Каждый только о себе думает! А для меня в туалет сходить — как подвиг точно совершить… Да всем наплевать глубоко на это! (С трудом протискивается в туалет, бросает костыли и грохается на крышку унитаза.) Ух ты! Еще эта… (Приподнимается, опускает крышку под седалище и приспускает штаны.) Как там отец мой говорил? Человек, говорил, у которого естественные отправления происходят регулярно, тот счастливый человек. А сам-то он в последний год… Господи!