И если бы Васёк просох от постоянного труда и созидания – он бы и школу нормально закончил, и в институт бы поступил и женился может не на «Этой Твари» и, глядишь, Начальником бы Цеха стал…
Но время-то какое было! Жрать не ели. Не до учёбы было Ваську, с утра до ночи пахота, чтоб жрать, а жрать – мёрзлая картошка, и та по праздникам войны, ни колбасы, ни мармелада не было. Одна картошка мёрзлая и хлеб.
Ну купит Отец Васьков на 7-е ноября конфетку-петушок и всё! Ну лисапед на 15-летие, «взрослик» – всё, остальное только пиздюли. Непроходящие пиздюлины с утра до ночи. Любил Отец. А то, что бил, так это хорошо, это правильно, что бил, а если бы не бил, то что?
То Васёк бы сел. Или стал «хуёвым» человеком. А сейчас он весь со всех сторон «пиздат», только у него денег нет. А денег нет оттого, что Горбачёв с Ельциным продали всю страну, а деньги пропили и поделили, и что Чубайс всех наебал на ваучер и что кругом одни пидоры. Везде. Страна пидорасов!
А они-то, они-то хули… Целый день водку пить, да телевизор смотреть. Или вон на басухе тренькать, как Илюха…
Так и стоят гробы на верстаках к концу смены, а из гробов: – «они-то хули…».
«Его», она же «Моя» или просто «Эта Тварь»:
«Выкинула, сука, моток проводов, кровью спижженый Васьком на заброшенной свиноферме. Сварила, сука, вчера хуйни какой-то, тогда, когда Васёк купил макароны. Пропиздела по телефону пока Васёк смотрел новости, а в новостях показывали чувака, похожего на Юрца, соседа, только пьяного. Спиздила из кармана сотню, которую Васёк отложил на рыболовные крючки. Купила, блядь, спички, которые ни хуя не горят. Постирала, падла, Васьково хер знает что чистое, и теперь Ваську не в чем на улицу пойти. Проебала компот. Засорила, тварь, унитаз, вылив в него щи или насрав три кучи, Васёк заебался ковырять. Ебаться, блядина, перестала, да и что её ебать, если на неё без слёз не глянешь, жирная стала как свинья. Храпит как дизель. Выписала, паскуда, бабский журнал с блядьми, который стоит как 10 упаковок крючков. Смотрит целыми днями сериалы ебучие, Ваську некогда новости глядеть и криминал».
Короче, он её любит.
Сын у Васька «в армии». Скоро освободится. Придёт – в Москву поедет, в охрану. В заводе работы нет, а в охрану всех берут. Или в менты, главное, чтоб «после армии». Или сядет, что тоже неплохо, так как сев – он ничего особого не нахуевертит и Ваську будет спокойнее. «У всех сидят – и ни хуя. Выходят.» И помогают потом. Опять садятся, выходят, женятся. Дальше семья, дети, охрана. Жизнь в общем, не на гитаре тренькать…
Дочь у Васька в Москве учится. Обязательно в МИСИСе, даже если и дочери вообще нет, и даже если у неё синдром Дауна.
Отучится – замуж выйдет, в Москве заживёт или в Орехове. Васе внуки, почёт и уважуха в старости, автомобиль и может быть начальничество.
А начальничество – это не что иное как рай на земле и автомобиль. А может даже иномарка.
А если ещё и сын отсидел, бывший мент, начальник охраны, да тоже на иномарке, и дочь замужем за москвичом, и внук, в школу пошёл, и всё это шобло приезжает к Ваську, например на похороны, – вот это высшее, о чём можно мечтать. Это олимп без признаков пизданутости.
Короче, гробы я колотил. Ну не колотил, а оббивал их тканью. А оббив – ложился в гроб и мечтал о том, каким я буду крутым чуваком. И хотелось восстать из гроба и побежать, и крикнуть из гроба: – будущее, ты прекрасно!
27.11.10.
К нам в хату заехал чувак Медведь. Глазки круглые, а рожа толстая. Настоящий медведь. Сказал, что очень хочет кушать, Пушкин родил откуда-то суп. Пушкин любит суп. Он постоянно его отовсюду рожает, хотя суп приносят только в обед. У Пушкина много всякой разной тары, которую он наполняет супом. Пушкин стал у нас главным по уборке и ему льстит, что он сидит вместе с Михой.
Миха – чувак в тюрьмах известный.
Проспал я до половины десятого. Снилась Настя. На улице мороз и суббота, сегодня дорога и вечность.
В тюрьме нет хороших новостей. И ничего положительного не происходит. Ещё в карантине вас ждёт бумажка на стене, в которой написано, что Вы теперь в тюрьме, не думайте о хорошем. Только о плохом. О самом плохом исходе для себя, теперь Вы в тюрьме, но в этом нет ничего страшного. Вот такая белиберда.
Конечно, ничего страшного нет, самое главное, что ты пока не сдох. И может не сдохнешь ещё долго, только те годы, которые ты проторчишь в заключении уже не вернуть, да ладно не вернуть, они впереди все эти годы и впереди такое время ждать, что хочется убиться. Но что-то всё же держит.