И вот так ходишь, бродишь, смотришь в окошко, завариваешь чай и ждёшь, когда будет новый день, такой же, как и прошлый.
Наказание. В моей ситуации тюрьма, конечно, перебор. Максимум, что нужно было – это месяц дурки, чтобы мозг установить на место и поехать за терпилиной аппаратурой. Не навертел я на тюрьму.
А ты вообще не верти, скажет терпила, телевизор и человек.
Но ты попробуй не верти если тебя шиза ебёт, и если у тебя нет мозга, вернее он не работает как у нормальных – он как-то сам по себе, а кот сам по себе.
Ну навертел, допустим, но никто не умер, не сел, не выебан (простите). Зачем тогда в тюрьму если никто не выебан? Взял аппаратуру – отдал аппаратуру, зачем тюрьма? Ни аппаратуры, в итоге, ни хуя.
Какой же мир удивительный всё-таки, как я так угрелся…
Руки мёрзнут. Окно открыто. Собаки, суки, орут. Их кормят в 6 утра.
На вышке мусор машет мне автоматом. Привет, мент. Расход.
28.11.10.
Скоро я буду свободен. Через года полтора-два я стану вольным человеком, большинство торчащих здесь могут мне только завидовать. Миха говорит, что если бы его ждало 2 года, то он бы уже собирал вещи. Всё относительно.
Мир воистину удивительный. Круглый и квадратный. У нас с Димкой есть общая знакомая. Марго.
(Мерцают фонари, тёплая дорога и лёгкий дождь. Деревья за окном пробегают спокойными рядами чего-то живого) Шепчет мотор и шуршат колёса. Сумасшедшая жизнь, приснившаяся днём в тюрьме. Звёздная дорога и запах солярки.
Свобода пахнет соляркой.
Сны у меня яркие и очень ровные. Каждый сон – кино. Кино, в котором нет тюрьмы. Я посчитал, что из четырёх месяцев, которые я здесь – половина прошла во сне, а стало быть – всё не так страшно. Год – это полгода, два года – это год. Живём, Насть.
Димка заварил чай. Он умудряется в тюрьме готовить вкусный чай и угощает им меня. Все остальные спят. Опять полдесятого.
Мне кажется, что воздух – это всё, что проникает в меня через стены. Всё, что происходит вокруг – это время.
(Вот оно болит, Насть, Насть, слышишь, у меня время болит). А смерти ни хрена нет, я чувствую это. Я даже знаю как устроен загробный мир, короче: когда человек даёт дрозда – он попадает к червякам, а душа к птицам. (и к кошакам). Всё, что за птицами – это вечная счастливая свобода, любовь, в которой растворяются цветы и где кошаки и влюблённые всегда ходят вместе и босиком по траве и по лужам. И там никто ни от кого не уезжает. Никогда-никогда, там всегда не нужно ждать.
5:35 утра.
Снега опять насыпало, как я устал смотреть на снег через эту сраную решку. Да хоть ячейки б были покрупнее, а то со спичечный коробок.
Я как в тюремных очках. Всё в клетку, даже тетрадка, в которой пишу.
Задрал я сам себя. Много во мне мата и тоски. Я устал от тоски, но не ныть! Утром всегда я оптимист.
29.11.10.
Никому не нужный понедельник.
!!! Настя звонила!!!! Так легко от её голоса! Успокаивала меня, звала с собой.
Дурочка. Это её надо успокаивать. Посмеялись, погрустили…
Остался мятный запах.
Вспоминаю сейчас свои скитания. Электрички и автобусы, вписки и недолговечные съёмные хаты, из которых меня постоянно выгоняли, а если не выгоняли – то убегал. Потому, что всегда что-то не так было во мне, какое-то чуждое одиночество и не мой покой. Я всегда искал покоя и радости, счастливых стен. Но никогда не находил.
В тюрьме есть одиночные камеры, на КД в одиночку можно попроситься и отведут. Здесь дураков почему-то боятся и такие просьбы исполняют. Правда Сварщик сразу накатывает лечение, поэтому «заморозки» спросом не пользуются, напротив, ими тут пугают. В «заморозке» плохо от того, что дороги нет, хотя мы договариваемся с баландёрами и они подкидывают кое-что в эти хаты, но очень мало, да и не каждый баландёр при мусоре, который ходит с ним, сможет отдать наши смешные кульки, которые крутит Бешеная Росомаха в 3 утра, если не спит и не отвечает на идиотские малявы. Я хотел поговорить со Сварным чтобы меня перевели недельки на две отдохнуть в одиночку, Миха меня понял, всё без обид, но тут у нас появился телефон и я постоянно жду звонков от самого доброго и родного существа на земле, которое никогда меня не предаст, я чувствую это и поэтому вообще живой, и я вернусь, Насть, обещаю. Я буду свободен и буду счастлив, я Лао-Цзы. Путь мой к счастью, но я вкушаю уксус. Миха окончательно подсадил меня на китайцев. Дао, говорит, это очень круто, хотя я и без него умный. В шахматы учусь вот играть, получается.