Очень у многих деревенских были самодельные деревянные пистолеты и автоматы. У нас с Кирюшей были и кошерные, с магазина, и деревянные, от Мишки.
Мишка, умная голова, сделал мне деревянную копию MP-38, он же MP-40, модернизированный, (Maschinenpistole), винтовка, нет, что я гоню, это MP-44 уже винтовка, а 38-40 – это пистолет пулемёт пока ещё. Короче, автомат, состоящий, кстати, на вооружении Вермахта с 39-го по 45-й год, и ошибочно прозванный в нашем народе Schmeisser. (Хотя сам Хуго Шмайссер не имел к этому автомату никакого отношения. Конструктор этого оружия Бертольд Гайпель). Ну хуй с ним, а половина деревни-то – бабки. И они очень возмущались, когда я рассекал по деревне с этим МР. Называли меня фашистом недобитым, ну а когда моя бабушка, бывшая три года в оккупации, увидела в руках «унука» это деревянное изделие, – чуть не свалилась в обморок. Назвала меня Гитлером, а Мишка на месяц в побег ушёл.
Кирюша лазил с уменьшенной копией нашего родного ППШ и поэтому вызывал у населения симпатию. Кирюша был СВОИ.
Я был немец. Мне даже прилепили кличку Немец, но продержалась она недолго.
В войне использовались и ручные гранаты всех видов, и противопехотные мины. Центр Баттла находился в котельной, а зона боевых действий – на всём болоте. Мы бегали и воевали до ночи, пока не загонят или пока комары не сожрут окончательно. Возвращались победителями. Возвращались, чтобы утром снова пойти.
Кирюша прилепил мне погоняло Кот. За этих кошек. Я его называл Кирьян. Были так же: Слонёнок, Кабан, Страус, Жужа, Румын, Мотыль, и Лёша Говно, который ничуть не обижался на то, что он Говно, и даже через десять лет, когда его уводили в армию, он был Говно и нормально на это позывное откликался.
Он и сейчас Говно. И у него есть дети уже. Двое, взрослые почти. Тоже Говно. И тоже не обижаются. Какая-то странная семейка. Жена у Говна – Маринка, забыл фамилию, короче все в неё были влюблены, а мы с Кирюшей на неё на чердаке дрочили.
05.02.2011.
Тюрьме скоро конец. Утром приходил Рогов, врач, местная легенда, ему уже за 70 и он до сих пор работает на этой грустной ниве дуропроизводства. Называл меня на Вы и говорил, что документы мои готовы и завтра-послезавтра он отправит меня в дурдом. А именно в 4-ю больницу, посёлок Содышка, Суздальского района Владимирской области. Очень извинялся, что здесь по сравнению с Кошкиным Домом, бытовые условия ужасные.
Я говорил, что нормальные условия, тюрьма как тюрьма, ничего страшного, а что стены со времён Берии некрашены – то в этом даже своя прелесть.
Потом выдернул меня опер. Молодой и толстомордый. Спрашивал, чем я на воле заниматься буду. Стандартная процедура перед освобождением. Потом бумажки, которые нужно подписать, что тут не били, не мочили и вообще, что рай на земле уже создан в отдельно взятой владимирской тюряге № 2; плюс отеческие наставления, ты, типа, сынок, не попадай больше в нашу систему, ебать её в рот, живи, не хуеверть, люби свою Настю.
Я улыбался и кивал гривой и какая-то незаметная дрожь пробегала внутри. Освобождение.
Но до свободы мне ещё как до Китая раком, и сколько проторчу в дурдоме знает только Бог, да и тот наверное не знает.
А пока я в кабинете этого опера смотрю на деревянную фиговину, размером в полстола, миниатюру тюрьмы охренительных размеров, с пошлой зековской вязью «Владимирский централ».
Спал почти весь день. Просыпался только взять рыбу. Рыба вкусная. Пошла к моим запарикам, я сделал себе ужин на двух персон, заварил чай, отписал крытникам, чтобы прислали самогонки, мне ответили, что самогонки нет, но есть герыч, от герыча я отказался, хватило с меня блевать ещё на КД, потом ещё раз отписал насчёт трубы. Хотел позвонить маме.
Ответ пришёл, что нам на дурпродол трубы не гоняют, тысяча извинений, что здесь эти трубы дураки грызут и убивают, а они в тюрьме сам знаешь, что и всё такое…
Зато следующим грузом загнали самогонки. Поллитровую бутылку из-под минералки. С сопроводом, типа, мы тут подумали и вспомнили. Ты же говорил, что сегодня твой день рождения. Поздравляем. Даст бог, следующий будешь встречать на воле. Ну и всё в таком духе.
Самогон гонят тут все. Запах даже по тюрьме стоит, даже не запах, а духан.