Самоед покопался в мешочке у пояса. Выудил костяную иглу. Ссыпал порох в плошку. Залил его отваром из чайника, а остатки протянул Профессору:
— Пей, будет острая мысль. Вспомнишь все имена хэхэ верхнего мира. А потом рисуй, — самоед кивнул на пол чума. Профессор пригляделся и понял, что шкуры, лежавшие на полу, перевернуты шерстью вниз и покрыты ровным слоем золы. — Рисуй, Про Фэ Сор, а я буду рисовать на тебе.
Профессор сделал большой глоток прямо из носика чайника. Снял малицу. Сел.
Дрожащие пальцы оставляли робкие, но все же заметные следы на золе. Особенно тяжело давался знак натурального логарифма.
Нарта ходко резала полозьями снег. Она покачивалась, мерно поскрипывая, что придавало ей сходства с медленно плывущим по течению прогулочным яликом. Профессор лежал, закутанный в мягкие шкуры молодых оленей, и представлял, что течение несет его вниз по Неве, рассекающей спящий Петербург на две неравные части.
Профессор думал не о приближённых оценках динамики полета ракет, не о тех случаях, когда силы аэродинамического сопротивления и тяжести невелики по сравнению с реактивной силой, не о неизбежности потерь топлива на преодоление тяготения при подъёме космических ракетных поездов на должную высоту без толкача, и даже не о неуловимой каппе. Он думал о том, какое животное могло бы стать его, Профессора, хэхэ.
Из всех рыб, зверей и птиц только двуглавый орёл нравился Профессору больше прочих. Сходство было, конечно, отдалённое, не такое яркое, как у налима и самоеда с его рукой-плавником, но имперский символ не шел из головы. Пусть с орла давно сняли монаршую корону, отобрали скипетр и державу, гордая птица не погибла. Профессору очень хотелось в это верить. А ещё в то, что когда-нибудь, пусть даже через сотню лет, двуглавый орёл вернётся на шпили Кремля и банковские билеты.
— Самдорта, — вдруг позвал профессор. — Как будет «налим» по-самоедски?
— Нея, — ответил, не оборачиваясь, тот.
Долгая ночь сменялась коротким днем. Профессор спал, думал, пил густой бульон, что варил самоед, пока отдыхали собаки, и продолжал путь вниз по Неве под мерный скрип тундровой шлюпки.
Нарта сделала резкий поворот влево и где-то на подходе к Финскому, почти у Васильевского острова, встала. Профессор открыл глаза и прислушался: тихий морозный воздух тундры и правда взрезал рокот морского прибоя.
— Хаски боятся, не хотят дальше. Чуют земляных оленей. Дальше пешком пойдем, — объявил самоед, помогая Профессору подняться. Поднырнул под руку, крепко обнял, и они побрели к темнеющим впереди холмам.
Последнюю часть пути Профессор только переставлял ноги, повиснув на плече самоеда. Тропа широкими петлями спускалась к прибою. Северо-западный ветер метал пену и осколки ледяных торосов на смерзшуюся в мозаику гальку. Густой серый туман мешался с тучами водяных брызг и размывал грань между морским льдом и льдом суши.
Самоед уверенно вел Профессора к подножию сопки — груды песка, гранита и глины, принесенных ледниками и спаянных миллионами лет в единое целое. В небольшой расщелине клубился все тот же серый туман.
— Пришли, — шепотом произнес самоед. Плеснул из фляжки спирта: сначала на камень у входа в пещеру, потом — на тряпку заготовленного факела. — Аккуратно ступай, Про Фэ Сор. Глубоко падать, — покачал головой самоед и первым шагнул на вырубленную в промороженной глине ступеньку.
На третьем десятке Профессор бросил считать. Низкий свод, крутой спуск, застоявшийся бедный воздух пещеры душил его, заставлял болезненно сжиматься сердце. Голова кружилась. Профессор опирался ладонью о покрытую изморозью стену уходящей вниз галереи и просто старался не упасть.
Внезапно спуск прекратился. Они оказались в небольшом вытянутом гроте с низким потолком и песчаным полом. В центре наподобие стола были сложены три плоских гранитных плиты. В дальнем конце угадывалось что-то большое и темное.
— Это мой родитель, — самоед подвел Профессора к каменному ложу. — Не весь, только его нгытырм, — пояснил Самдорта, наклонив факел. Огонь высветил покрытую инеем и татуировками иссохшую мумию старика ненцья. — Ты тут ляжешь. Рядом.
Профессору стало нехорошо. Он перевел взгляд на темнеющее в дальнем углу склепа пятно.
— А там что?
— Я'хора, — важно сказал самоед и тут же пояснил. — Земляной олень там. Сторожит путь ниже, к стойбищам сихиртя. Когда шаман просит, я'хора отходит и видно путь в землю железных людей. Посмотри сам, — самоед протянул факел Профессору и принялся разводить очаг. — Мне делать надо много еще. Не мешай. Опоздать можем.