Но я не могла.
Ведь я застряла тут.
И о нем было больно думать.
— Можешь отнести венки на площадь, Элли? — попросила мама с нежной улыбкой. Я уронила венок на ступеньку, склонилась и крепко обняла ее, игнорируя сдавленный звук, вылетевший из ее горла.
— Конечно, — я подавила слезы, не позволяя им пролиться. Она дрожала в моих руках, и я знала, что она думала обо всем, чего не говорила — об утраченных годах, разбитых мужьях и дочерях, которым все еще было по семнадцать, хотя дети ее друзей уже завели детей.
Но мы не говорили об этом — мы словно боялись разбиться, если скажем это, так что я обняла ее крепче, а потом спустилась с крыльца с ложным энтузиазмом, собрала двенадцать венков, которые я сделала, быстро перевязала их бечевкой и повесила на одно плечо, а свою сумку — на другое.
— Увидимся вечером? — спросила мама, ее дыхание дрогнуло в конце фразы, и я кивнула более уверенно, чем себя ощущала. Ей не нужно было знать, что я постараюсь снова пройти в круг перед тем, как вернусь домой — я делала так каждую ночь. Скорее всего, у меня снова не получится, как было каждую ночь.
Глава вторая
Моя повязка была закреплена, обе ладони были заняты венками и моей сумкой, так что я не могла опустить ее и проверить сияющие тропы, как делала обычно, но ноги покалывало от желания пойти по ним. Я знала, что они куда-то вели, как та, что привела меня к клетке, которую я хранила привязанной на поясе все время, и к ней нужен был ключ, висящий на шнурке на моей шее.
Мне нужно было пройти по другим тропам. Просто пока не было шанса. За много сейчас многие следили. Люди постоянно наблюдали за мной. Я слышала много раз шепот «подменыш», когда проходила мимо группы людей. Мне нужно было вызывать как можно меньше подозрений, чтобы они снова могли доверять мне.
Я шла по тропе от дома Чантеров к широкой Северной дороге. Я уже ощущала взгляды, пока торопилась к деревне. Я бодро помахала Веткостригу, который тянул телегу с бревнами. Он медленно кивнул мне, не сводя взгляда с моей повязки. Он опасался меня. Как и все они.
Я была дома неделю, а они все еще переживали, что я была не человеком, а подменышем из истории. Я несколько раз порезала ладонь, чтобы показать, что у меня текла кровь — я не знала, почему они считали это хорошей проверкой. У фейри текла кровь. Я это видела. Но не хотела говорить им, и я не могла резать ладонь для каждого в деревне. Я уже привыкала к взглядам, полным подозрений. Не помогало то, что я всегда таскала с собой сумку, как бродяга. Но мне хватило неожиданностей. Я не хотела остаться без припасов. И я не хотела, чтобы кто-нибудь нашел шкурку крысы внутри — она была размером со шкуру медведя. Это точно вызовет подозрения.
Я шла по тропе, изображая уверенность, делая шаги бодрыми. Тут не на что смотреть. Не на что.
Моя повязка съехала с одного глаза, и я споткнулась, но спохватилась. Мне все еще было сложно смотреть на мир так — один глаз видел то же, что и другие люди, а другой был почти слепым, замечал только следы духов.
Духовным зрением я увидела, как пролетел крохотный совогрифин. Я обернулась, глядя ему вслед. Я в тревоге огляделась, но никто на тропе не заметил его или меня. Десять лет. За десять лет фейри привыкли к этому лесу. Какие беды они устраивали? Я прищурилась от этой мысли. Нужно было расследовать, какой ущерб существа фейри наносили местным животным.
И если я поймаю одно, будет интересно.
У края города пара стражей Олэна прислонялись к столбикам с разрисованной палкой, которую они поднимали и опускали для проезжающих телег. Они посмотрели на меня и сделали запись в книге возле столбика.
Это было новым.
Перемен было слишком много.
Мою грудь невольно сдавило от их вида. Они были незнакомцами для меня, а я — для них. И это означало, что я каким-то образом была чужаком в единственном месте, которое я считала домом. Это место выросло без меня, его заняли не мои люди.
И я ощущала это и в лесу.
Это место когда-то было знакомым, как мое тело, а теперь стало чужим. От этого меня мутило, сердце ощущалось пустым.
— Элли!
Топот копыт по мягкой земле все еще удивлял меня. Такой звук редко можно было услышать в старом Скандтоне, но теперь я слышала лошадей все время.
Олэн подъехал на фыркающей лошади, ее дыхание вырывалось паром в прохладном воздухе. Лошадь закатила глаза, шагнула в сторону. Я подвинула груз, чтобы освободить руку, и поправила повязку.