— Разве нет? — Равновесие приподнял бровь.
Кавариэль рассмеялся.
— Долгими веками Фейвальд был без высшего короля и королевы, но с добавлением нового двора к нашим рядам и завоеванием смертных становится ясно, что мы — полноправные высшие король и королева Фейвальда. Мы не требуем ваших клятв верности — пока что — но мы надеемся, что вы предложите их по своей воле.
Равновесие смотрел на него пару секунд.
— Ты знаешь мою роль Равновесия. Я не могу быть никому верным.
— Конечно, — вежливо сказал Кавариэль.
— Но я буду благосклонен к вам, если вы подавите буйство в этой деревне, пока я разбираюсь с пленницей, — он кивнул на меня. — Твоя жена предпочитает месть, но я не хотел бы восстанавливать баланс тут со смертями нашего вида.
Кавариэль кивнул, лицо Хуланны было пустым.
— Калечь или рань, сколько хочешь, но не проливай еще больше жизней на землю, — сказал Равновесие. Иначе равновесие заставит нас четверых защищать смертных.
— Как скажешь, — ответил Кавариэль, но его улыбка пленникам вызывала у меня дрожь.
— Минутку, — моя сестра будто готовилась к чему-то неприятному. — Ты все еще тут как свидетель, Равновесие. Суди это, ведь этой жертвой я забираю Двор Смертных. Я не принимаю, не отдавая взамен.
Она вдруг встала в стременах над оленем, подняла двуручный меч. Ее меч опустился так быстро, что поймал луч солнца, выглянувшего из-за туч, сверкнул так ярко, что я ничего не видела миг.
Стук.
Голова Кавариэля покатилась по улице, остановилась у дрожащих ног Олэна.
Его тело рухнуло на землю.
Я не могла думать. Не могла дышать.
Что она наделала?
— Высшего короля в Фейвальде не будет, — заявила Хуланна. — Только Высшая королева.
— Твою жертву видели, — сказал Равновесие. — Жизнь твоего мужа за власть над Двором Смертных. Равновесие силы сохранено, и твое завоевание связано кровью и жертвой. Это будет записано. Это будет объявлено в Фейвальде.
Он кивнул, и я вспомнила, как дышать.
Моя сестра мрачно посмотрела в мои глаза.
Она убила своего мужа. Она не будет мешкать и убьет меня. Я не могла это забыть. Я не могла думать, что удастся завоевать ее сострадание. Она была фейри, злой, хватающейся за власть.
— Валет, — сказал Равновесие, — неси пленницу к реке крови, мы утопим ее душу в убийстве.
Глава тридцать седьмая
Я пыталась вытянуть шею, чтобы понять, что сделают с Олэном и остальными в деревне. Я пыталась следить за Хуланной. Голова кружилась то ли от того, что повязка была только на одном глазу, то ли от того, что сделала сестра, или от того, что меня ждало. Я не могла понять.
Триумф в ее глазах пугал. Она переживала из-за убийства своего мужа меньше, чем я — из-за того, что защитилась от Верекса. Я пыталась выдерживать ее взгляд, но Скуврель двигался так быстро, что его плечи перекрыли обзор. Он держал меня ниже, словно для него это не имело значения.
— Далеко? — спросил он у Равновесия.
— Я видел углубление в земле на востоке от деревни, — сказал Равновесие. — Ее вырезали дожди и весенние потоки, — я знала, о чем он говорил. Небольшая ямка была наполнена водой до моих колен, когда таял снег. Картер установил там временный мост, когда вышел из сарая и споткнулся, упав в воду. — Она должна уже быть полной, и мы проведем Возвышение там.
Я подавляла страх внутри. Мне нужен был план. Скуврель говорил мне это. Он не мог помочь, но я могла помочь себе. Он сказал, что им нужно вытащить меня из клетки для этого.
Это будет первым шагом. Покинуть клетку. Я успею выстрелить до того, как у меня заберут лук и стрелы? Мне хватит сил выстрелить в Скувреля?
Я не была уверена.
Я могла выстрелить, покалечить этим. Но вдруг стрела попадет с магией в сердце? А если Равновесие успеет забрать мой лук?
Я вытащила две стрелы из колчана, вложила одну в лук, другую держала в ведущей руке. Нужно быть быстро. Быстрее, чем когда-либо.
Я глубоко вдохнула ртом, дыхание было медленным. Страх и тревога, уймитесь. Я сосредоточилась на луке в руке и ощущении стрелы. Я вдохнула вонь Верекса и крики моего страдающего народа, выдохнула спокойствие. Огонь горел в моем разуме, сжигая страх и отчаяние, превращая это в топливо, которое требовалось, чтобы выстрелить быстро двумя стрелами, как только я освобожусь.