– Добрый день, ребята, – он изысканно коснулся полевой шляпы в стиле медвежонка Смоуки и изобразил широкую улыбку на чёрном лице, обнажив полный рот белах, как рояльные клавиши, зубов. Он приближался к нам, виляя хвостом, подобно большому добродушному псу с блестящими глазами и влажным носом.
– Хороший день…
Мы согласились.
– В какую роту поступаете, парни?
Мы пожали плечами.
– Молитесь, чтобы это оказалась не моя рота. Ненавижу новичков.
– Эй, сардж! – воскликнул один из нас. – Сколько ещё нам здесь торчать…
И прежде чем прозвучало следующее слово, сержант был уже возле него.
– Как ты меня назвал, придурок? Сардж? А? Ты назвал меня сардж, ПАРЕНЬ? Не называй меня так больше, говно…ты начитался историй о Битле Бейли.
Он выпрямился в полный рост. Глубоко вдохнул и гаркнул :
– МЕНЯ ЗОВУТ СЕРЖАНТ ДУГАН! СЕРЖАНТ ДУГАН!
Ошеломлённые, мы отступили на шаг.
– Первое имя – на рукаве, – указал он на три нашивки, – второе имя – на груди, – и ткнул в тканевую полоску с именем над правым карманом форменной рубашки.
– Шаг вперёд, мерзавец, упал и отжался сто раз. А если остановишься, НОВИЧОК,
начнёшь всё сначала с мешком песка на спине, – пригрозил он.
С коварной улыбкой Дуган следил, как назвавший его 'сарджем' солдат, коренастый черноволосый паренёк, отталкивал от себя землю Луизианы под беспощадным солнцем.
– Как меня зовут, новичок?
– Сержант Дуган, сэр.
– Попробуй ещё раз назвать меня 'сарджем', сукин сын… Я сержант, призван на службу. Служу на совесть!
– Так точно, сержант.
Дуган наступил до блеска начищенным десантным ботинком пареньку на правую руку.
В лучах солнца ботинок сверкал, как чёрный алмаз Аляски. Я засмотрелся на него, не в силах оторвать взгляд. Ботинок являл собой власть. Гладкий, как полированный мрамор. Роскошный, как лакированное чёрное дерево. Кривое кожаное зеркало, из которого на тебя таращится твоё же искажённое глянцем отражение.
Сержант хотел казался больше, чем был на самом деле. Он был силён и при исполнении. Власть ему давали шевроны, но высокомерие и стремительность были его собственные.
– Я хочу, чтобы ты считал, НОВИЧОК!
Парень удивлённо посмотрел снизу вверх.
Дуган зарычал и навалился на руку всем телом, покачиваясь вперёд и назад, будто втаптывая в пыль окурок.
– Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…
– Быстрее, сопляк, – выдохнул он.
Дуган, без сомнения, был бравым солдатом : прямой как штык, он стоял перед нами весь в ремнях, начищенных ботинках, полевой шляпе и отутюженной форме. Его рубашка потеряла цвет от долгой носки, но была густо накрахмалена. А наша форма болталась мешком, мятая и такая новая, что ещё похрустывала после склада.
К карману его рубашки был пришит личный знак, над ним 'крылышки' – эмблема десантника, а выше 'крылышек' красовался 'Знак пехотинца за участия в боевых действиях' – он воевал во Вьетнаме. К правому рукаву была пришита большая жёлто-чёрная нашивка 1-ой кавалерийской (аэромобильной) дивизии, в составе которой он служил на Центральном Нагорье командиром пехотного отделения.
Каждый дюйм его гладкого, скульптурного, воздушно-десантного тела говорил о том, что это суровый, опытный профессионал.
Вдруг Дуган резко повернулся и схватил за горло другого парня, пригвоздил к магнолии и заорал в лицо.
– ГДЕ ТЫ БЫЛ, КОГДА Я НАДРЫВАЛСЯ И ПАРИЛСЯ В ЧЁРТОВЫХ ДЖУНГЛЯХ НАМА, А? ГДЕ ТЫ БЫЛ, ПРИДУРОК? ТЫ КОСИЛ ОТ АРМИИ, А? И ВСЁ-ТАКИ ПОПАЛСЯ?
– Я солдат регулярной армии, сержант Дуган…меня призвали, – промямлил тот.
– А ещё ты знатное трепло, – фыркнул сержант, убирая руки с горла.
Дуган схватил ещё одного солдатика за шиворот и брякнул о стену казармы.
– Почему ты такой жирный, МАЛЬЧИК? Скучаешь по мамочке? Не попадай в мою роту, говнюк, иначе я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще вскочил прыщиком на мамочкиной ляжке! Ненавижу жирных, слюнявых штатских.
И пустился в рассуждения.
– Здесь пестуют боевых солдат, и прежде чем убраться отсюда, вы узнаете, что такое постоянная готовность выполнить приказ и как умереть настоящим мужчиной…и если я вру, то Святой Пётр – щенок!
– Ты, как тебя зовут? – Дуган ткнул пальцем в пухлого негра.
– Букер, сэр… Альфред Т. Букер.
– Так, Букер, пойдёшь в мою роту, я сгоню с твоей жирной задницы фунтов пятьдесят. Разберу тебя, потом переделаю. В северном лагере есть такие, что уже два года не могут одолеть учебку : они такие жирные – армия их ненавидит.
– БУКЕР, ЧЁРТ ПОБЕРИ…Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ!
– Да, сэр.
– О-о-о, я насквозь тебя вижу, Букер : ты подпираешь стенку, длинноволосый, в остроносых туфлях и брюках дудочкой…с альбомом 'Битлз' под мышкой, швыряешь камни в окна церкви…
Вдруг Дуган поплыл брассом, раздвигая нас руками.
– Иди-ка сюда, да, ты! Я С ТОБОЙ ГОВОРЮ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
– Я, сержант?
– Да, новичок, ты! – рявкнул Дуган.
– Что, сержант?
– Почему ты такой толстый и нелепый, салага?
– Не знаю…
– Я скажу тебе, почему : потому что ты жрал хотдоги и гамбургеры со сладким молоком и просиживал жопу перед телеком, пялясь на Бэтмена!
Мы начали нервничать. Нам не нравился этот сержант; хоть бы он провалился куда-нибудь и оставил нас в покое. Даже для армии он показался нам слишком властным.
– Надеюсь, вы, девочки, умеете бегать, потому что я хочу вогнать ваши влагалища в эту проклятую горячую землю. Посмотрите на себя – сборище штатских болванов. Не люблю штатских, а новичков вообще ненавижу. Чёртовы молокососы…
– Что ты делал на гражданке, придурок? Жрал арбузы? Собирал хлопок? Пускал слюни у телека? Приставал к сестре?
Дуган ткнул руки в боки и уставился на нас.
– ВЫ ВСЕ ОТПРАВИТЕСЬ В НАМ!
Он помолчал.
– И, СУДЯ ПО ВАШЕМУ ВИДУ, ВАС ТАМ ПРИКОНЧАТ. ЭТО ВАМ НЕ ДОЛБАНАЯ АРМИЯ В МИРНОЕ ВРЕМЯ. НАДО БЫТЬ ГОТОВЫМ К БОЮ!
С этим Дуган направился к столовой, пощёлкивая пальцами. Мы молча смотрели ему вслед.
– Господи, кто это был?
– Не знаю, но не хотел бы попасть в его роту.
– Я уже его ненавижу.
– Садист какой-то.
Личные вещи, не дозволенные в армии : перочинные ножи, штатскую одежду и всё такое – мы сложили в коричневые бумажные пакеты, подписали и запечатали.
– Получите пакеты после окончания учебки, – сказал сержант. – Отныне у вас всё будет казённое, так требует армия.
В тот же вечер нас со всеми казёнными пожитками в новеньких вещмешках напихали в грузовики, как селёдок в бочки, и отправили по первому адресу : 2-ая рота, 4-ый батальон, 1-ая Учебная бригада.
Через пять минут после отъезда из приёмного пункта грузовики резко притормозили, и послышался лай двух чёрных сержантов-инструкторов.
– ВЫГРУЖАЙТЕ СВОИ ЗАДНИЦЫ! СТРОЙСЯ. ШЕВЕЛИСЬ, ДАВАЙ, ДАВАЙ! У ВАС ВСЕГО ТРИ СЕКУНДЫ, И ДВЕ УЖЕ ПРОШЛИ.
Челюсть упала, когда я разглядел, кто вопил в темноте. Вот он, во всём своём величии, гордо вышагивающий, злее голодного пса, – самодовольный и наглый сержант Дуган.
Глаза Дугана засверкали новогодней ёлкой, когда он заметил толстого Альфреда Букера.
Бедный Букер. Благодушному фермеру из Тульсы, штат Оклахома, только проблем не доставало. Во взводе Дугана на восемь недель этот девятнадцатилетний солдат мог забыть о покое.
– ДЬЯВОЛ! ТЫ ПОПАЛ КО МНЕ, БУКЕР…ЖИРНАЯ КРЫСА! Я ПЕРЕЛОМАЮ ТЕБЕ НОГИ! СДОХНЕШЬ У МЕНЯ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ! – подпрыгивал от радости Дуган.
Заржав, он приблизился вплотную к Букеру и посмотрел прямо в глаза. Тот отступил на шаг. Дуган опустил руки Букеру на плечи, вытолкал из строя и ударил. Букер упал.
– БЫСТРО ОТЖАЛСЯ СТО РАЗ!
Букер начал отжиматься, громко считая.
– ТЫ БУДЕШЬ У МЕНЯ РЫДАТЬ СЛЕЗАМИ С ЛОШАДИНУЮ ЛЕПЁШКУ, БУКЕР! – сплюнул Дуган.
Суматоха длилась несколько часов, за это время Букер и ещё два солдата успели попасть в лазарет из-за теплового удара.
Мы получили постельные принадлежности. Распределились по казармам. Нам приказали отдавать честь всякому, кто по рангу выше рядового, и до отбоя надраить пряжки и ботинки.