Сердце стучало устало, по губам уже струилась кровь. Тело, казалось, объято огнем. Страшно хотелось упасть и уснуть. Навеки уснуть. Но обещание, данное матери на смертном одре, держит при жизни крепче большинства зелий и цепей.
— Спасти ее. Я должен спасти ее… — стучало то ли в висках, то ли срывалось с губ.
Это же обещание, как заклинание древнее, как демон верный, как тигр разбуженный за спиною охотника, не давал ему ни остановиться, ни упасть.
Оставив у конюшен три десятка трупов и сколько—то еще отрубленных ног и рук, он, оседлав коня и ношу драгоценную прижимая к себе рукой, покинул жестокую столицу.
Несколько часов скачки безумной. Конь, к счастью подвернулся отдохнувший. Но Ян Лин все равно иногда в ужасе оглядывался, не гонится ли за ним кто? А сердце в обваренной груди стучало едва слышно. Ее доброе сердце.
«О, за что нам такая судьба? Но я не смирюсь!»
Уже к вечеру, когда небо все на Западе окрасилось кровью заката, юноша спешился на узкой тропе, идущей к подножию скал. Осторожно опустил сестру неподвижную на камни. С пол рубахи своей куски широкие оторвал, завернул в несколько слоев. Положил ношу драгоценную на спину к себе, веревкою образованной накрепко к себе привязал. Дышать стало тяжело. Но сердце почти затихло в ее груди.
И, вспоминая известных всех богов, слова известных молитв, юноша к древним горам пошел.
Уже ночью, когда оборвалась нить последней тропы, он пополз по скале. Сдирая босые ногти, упорные руки с нежной кожей, по локти. Сжав зубы, он все лез и лез, полз и полз. К счастью, не видно было, сколько высоты осталось внизу, в темноте. И, к счастью, пальцы юноши, со скуки помогавшего матери шить и вышивать — единственное удовольствие наложницы из рабов, пока император к ней не заходил, а он к ней не заходил почти совсем — пальцы его после такого занятия не мужского стали чутки. Пальцы видели в темноте, какие камни с уступами и чуяли, какие самые устойчивые. Или просто боги вели его? Говорят старики, что боги помогают тому, в ком бьется верное сердце.
Поднебесной небо на горизонте осветило уже полоскою зари, когда Ян Лин забрался на небольшую площадку где—то посередине старой горы. Голову подняв, разглядел пасть пещеры. С трудом заполз, оставляя по камням кровавые следы. Выпрямился, прижимая к себе неподвижную руку. Покачнулся. Но на колени упал уже на скале. Не в пропасть. Идти сразу не мог, так пополз.
В пещере небольшой, на возвышении небольшом из темного камня, казавшемся родом вообще не с той скалы, под тонким лучом света, проникающего из щели наверху, сидел старик с длинными—длинными белыми волосами. Они спускались ниже его пояса и явно струились намного вокруг, длинные—длинные. Старик сидел, ноги скрестив и ладони сложив у живота, не размыкая глаз.
— Говорят люди, что к этой горе вообще никто не ходит, — спокойно старик сказал. — Слава дурная теперь у нее. Зачем же ты пришел сюда, о юноша? Зачем забрался сюда в темноте?
— Потому и пришел, — глухо выдохнул Ян Лин, на колени пред ним опускаясь.
Бессильно свесились руки его сестры по его плечам. Он внезапно понял, чего не понял в азартном бреду, когда с ногами и руками разодранными полз по скале: сердце ее уже не билось. А поняв, потерянно уронил свои руки на холодный шершавый камень.
— Поздно уже, — тихо сказал старик.
— Мне все равно, даос вы или демон! Я вам что угодно готов отдать, лишь только спасите мою сестру! Заплакал юноша, ладони в мольбе сложив.
— Спасти твою сестру… — глухо проговорил старик, глаз не открывая.
Не меняя ни на волос позы своей.
— Спасти того, чья жизнь уже убежала, но душа еще не ушла далеко, может лишь одно средство из тех, что я знаю.
— Какое? — юноша подскочил. — Я стану вашим рабом! Я добуду его!
— Только кровь дракона, — спокойно ответил ему старик. — Кровь настоящего дракона, свежеубитого. Но драконы давно уже не ходят по этой земле. И кровь нужно сразу отдать ей.
— Неужели… — юноша запнулся. — Нет совсем ничего?..
— Мой Ци не достаточно для таких чудес, — тихо сказал старик.
Юноша покачнулся. С трудом, но устоял. Прижал к сердцу холодеющую руку, разрыдался горько.
«Материну просьбу не исполнил. Не смог! Но я обещал! Я же обещал!»
— Разве что… — начал вдруг старик.
Разве что? — подобрался Ян Лин, поднял глаза, блеснувшие надеждой.
Старик вдруг веки разлепил. На юношу попятившегося взглянули звериные глаза: желтые с узким черным зрачком.