Но уйти отсюда следовало поскорее. Ладно, во дворце еще могут пару дней не хватиться: вдруг притомился в пути изнеженный дворцовый евнух или я увлекся чтением поэзии с ним, как с единственным образованным человеком из дворца, за последние семь лет. Нов от местные, заслышав вопли, могли запомнить. Потом подтянутся морды любопытные или руки вороватые на запах дыма.
Не помню, как шел. Не помню, где шел. Сколько шел и откуда.
Мир смазался.
Время смазалось.
Не помню, который уж оканчивался день и который разгорался закат, разбудив внезапно внутри меня, подняв с глубин адовых памяти вопли людей, загорающихся как факела и издыхающих, падающих комками огненными, поштучно на черной земле или яркими огненными узорами и цветами в ночной мгле.
Я просто внезапно очнулся.
Сидел у забора потрепанного. Судя по запахам многочисленным и простым — у какого—то трактира.
Очнулся, услышав, как кто—то сказал:
— Огромное такое пепелище!
Очнулся и напрягся, вжался в деревянную опору, прислушался.
Тело чувствовало себя ужасно. Но сознание, слух ловил нить чужого разговора.
— Рыбаки как заметили, так все переполошились!
Рыбаки?.. В лесу?..
— А еще в самом Шоу Шани черти что происходит!
— Что, еще интереснее, чем пепелище близ Хуанхэ? — заинтересовался собеседник, отставил деревянную тарелку.
— Да вообще! Вот там храм был драконий…. На улице… как же ж ее? Запамятовал!
Я напрягся, весь превратился в одно большое ухо.
— А, на улице Зеленых драконов случился какой—то кошмар! Они там храм драконий под бордель пристроили. Чья дурья башка додумалась — мне неведомо. Никто не знает. Но вот там ночью из пруда воду все повыплеснули, да рыбу по улицам ближайшим разбросали. Люди болтают, что то дракон сердится.
— Так ежели дракон, что ж рыбу не сожрал?
— Но так если ж то дракон, то он же ж бог реки Хуанхэ! А иначе, ну сам вот скажи, как мог огромный пруд за ночь исчезнуть, водою по улицам быть выплеснут?
— и верно… странное дело! — согласился его собеседник, винца отхлебнул, судя по запаху.
— А еще бают люди… — тут болтун перешел на шепот, так, что я часть слов его и не расслышал: — Видение… светлячки… море… над рекою Хуанхэ! Дракон… девочка… гуцине…
— Ужели вернулся великий бог?! — вскричал собеседник его.
Да разбилась посуда, шлепнулось что—то о землю, из жижи в лужу. Возмущенно заорала какая—то женщина неподалеку. Видимо, потрясенный слушатель опрокинул в порыве волнения стол.
Я хотел вскочить, броситься к ним, заставить того заговорить. Хоть лезвием к горлу заставить его говорить.
Тело не слушалось. Глаза закрылись. Только и смог, что голову о ветхий забор прислонить. Прижаться всем телом к единственной и столь желанной опоре.
Не сдаться. Не спать.
Не спать, Ян Лин!
Они говорили, что вернулся дракон.
В Шоу Шан мог вернуться дракон…
Старик—шаман тоже самое говорил…
Шоу Шан…
На улице Зеленых драконов что—то случилось…
Я должен пойти в Шоу Шан…
Я… должен…
Свиток 4 — Разорванная книга — 2
Я Ню
Когда снова увидела своего убийцу, сердце убежало рваться на скачки лошадей, забыв, что ни оно, ни я не имеем к тем грациозным скакунам, попавшим в рабство у людей, никакого отношения.
— Я твою ауру уже где—то вроде видел? — спросил демон, внезапно посерьезнев.
Да, впрочем, убийцу моего и так ничего уже украсить не способно. Ни иллюзия на изуродованном ожогами лице — если приглядеться, то кажется, будто ему прижигали лицо раскаленными кусками металла — ни лживые добрые слова. Я помнила, как он хладнокровно пронзил мне горло!
— Погоди—ка… — мужчина прищурился. — Ты… та сдохшая птица?
— Не сдохшая! — возмутилась я, сжимая кулаки.
— Ну, это исправимо, — опять ухмыльнулся он, опять поднял руку, в которую выскользнул кинжал каменный из рукава.
У меня все упало внутри. Я, глядя на него во все глаза, с ужасом поняла, что не убегу. Что у меня не хватит сил, чтобы повернуться к нему спиной и сбежать. Что у меня не хватит решительности атаковать его первой. Что защититься навыков у меня не хватит! Как страшно быть слабой!
Демон медленно ко мне прошел. Блеснули алые глаза с расширившимся и сузившимся зрачком. Кажется, уже тоже сжирал чьи—то души или даже плоть.
— Такая душа слабая у тебя, тощий дух! — проворчал он. — Совсем немного своей Ци, да чужое заклятие, которое, кажется, щитом будет лишь твоей вольной душе.