Глядя сквозь крошечные очки на нарисованные потеки «крови» на буквах, аркой начертанных над входом в виде разинутой пасти дракона, Хайрам Хенли нахмурился. На его лице читалось не столько типичное в таких случаях праздное любопытство, сколько неподдельная озабоченность. Губы беззвучно, как будто в благоговейном трепете, произнесли звуки, составлявшие зловещую надпись. Затем он засунул обтянутые перчатками руки еще глубже в карманы дорогого, изящно скроенного пальто и втянул шею в поднятый воротник.
Хайрам Хенли узрел в названии павильона нечто такое, что способно призывным набатом встревожить даже куда более приземленные умы. Узрел и невольно вздрогнул. «Великие Древние!» – еле слышно произнес он, и в его шепоте прозвучала нота жутковатого восхищения.
Исследования старинных мифов и давно позабытых легенд, а также интерес к древностям хеттской культуры на Ближнем Востоке и в Турции стоили Хенли места профессора археологии и этнографии в Мелдхэмском университете. «Ктулху, Йиб-Тстл, Йог-Сотот, Сумман – Великие Древние!» На его лице вновь появилось выражение благоговейного трепета. Увидеть памятник древней культуры… и где! На деревенской ярмарке… Невероятно!
И все же бывшего профессора не столько удивило, сколько встревожило странное собрание артефактов Андерсона Тарпа. А вот то, что владелец этого жалкого балагана назвал свою коллекцию столь громким именем, отнюдь не удивительно. Впрочем, Хенли знал, что на свете наверняка найдутся те, кто счел бы уже само название ярмарочного балагана кощунственным, не говоря уже о выставленных в нем экспонатах. К счастью, таких людей было мало – о культе Ктулху слышали лишь считанные единицы, в основном признанные авторитеты в области оккультных знаний, да с полдесятка разрозненных группок, объединяющих любителей эзотерики. Правда, Хайраму вспомнились далекие дни, когда он без зазрения совести тратил университетские деньги на поиски древностей, которые, если верить зазывной надписи, в данный момент демонстрировались в стенах разрисованного драконами и чертями ярмарочного балагана.
Дело в том, что Хенли уже приходилось слышать об этой Гробнице Великих Древних, в которой, за грубыми стенами из досок и парусины, украшенных безвкусной мазней, хранились реликты эпохи, прекратившей существование миллионы лет тому назад, когда Вавилон был всего лишь небрежным эскизом в замыслах зодчего Татниса III. Фигурки и фрагменты покрытых иероглифами табличек, испещренные мудреными письменами папирусы, зловещего вида статуэтки из зеленого нефрита и почти превратившиеся в труху фолианты, изъеденные книжным червем. Хенли имел все основания полагать, что многие из этих раритетов пребывают сейчас за фасадом дома ужасов Андерсона Тарпа.
Разумеется, там наверняка найдутся и прочие «диковинки», какие обычно можно увидеть в увеселительных заведениях такого рода: двухголовый зародыш в банке со спиртом, подобным же образом заспиртованный щенок с пятью лапами, фальшивая мумия, завернутая в полоски красно-зеленой ткани, огромные летучие мыши («вампиры»), неподвижно висящие вверх ногами в проволочных клетках прямо под потолком, вне досягаемости испуганных женщин и загипнотизированных жутковатым зрелищем мужчин и детей. Хайрама Хенли все это нисколько не интересовало. Тем не менее правой, затянутой в перчатку рукой он нащупал в кармане пальто серебряную монетку, без которой перед ним не распахнулись бы двери, ведущие в дом ужасов Тарпа.
Хайрам Хенли был тощим, невысоким мужчиной средних лет. Худощавое тело, укутанное в плотное пальто, лысеющая голова и крошечные очки, за которыми прятались водянистые глаза, затянутые в перчатки руки, которые он обыкновенно держал в карманах, коротковатые брюки, не полностью прикрывавшие башмаки из черной лакированной кожи – все это придавало ему в высшей степени чудаковатый вид. И все же интеллект Хенли был очевиден, на его высоком челе эрудита ясно читался глубокий ум. Его глаза, несомненно, повидали немало загадочных событий, а ноги, бесспорно, исходили множество далеких дорог, так что, несмотря на обманчивое впечатление, которое производила внешность бывшего университетского преподавателя, его тощая фигура требовала к себе пиетета со стороны прочих представителей рода человеческого.