Вечерело. Зажигались фонари, была середина осени; проходя по пустынной улице к подъезду, я, казалось, видел, как дом своей серой громадой хочет раздавить меня, всеми силами пытается не пустить в свое темное, грязное нутро. Не было ни малейшего желания ночевать в этой дыре, начинать какие-либо работы уже поздно, потому я решил умыться (раковину срезать не стал) и лечь спать. На ночь квартира преподнесла еще один неприятный сюрприз - из крана лилась ржавая, тухлейшая вода. Чистить ей зубы было невероятно мерзко, поэтому я просто разложил "раскладушку" и, укутавшись, постарался уснуть. Стояла неприятная, мертвая тишина. Свет фонарей едва-едва виднелся на потолке слабой желтизной. Я провалился в сон, и проснулся часа через три в кромешной темноте.
Жутко болела голова. Встав, шатаясь, направился к стене чтобы нашарить выключатель, и, едва его щелкнув, услышал оглушительный хлопок взорвавшейся лампочки, она ослепила меня секундной вспышкой, разбросав на пол сотни острейших стекол. Начав топтаться в поисках неизвестно чего, сразу почувствовал вонзающиеся в ступни осколки, через несколько секунд смешавшиеся с липким болотцем натекшей крови. Оперевшись на стену, я сполз с нее вниз - становилось действительно страшно, неизвестно от чего. Я был более чем уверен, что из зала не следует выходить на кухню и в коридор вообще; в мешках с вещами и инструментом не было возможности найти фонарь, а темнота будто сгущалась все сильнее. Ступни мучительно ныли и пульсировали, в них набилась масса стекла, найти телефон на полу тоже не представлялось возможным. Я сидел на корточках, у стены, сжавшись от страха и пытаясь побороть шум в ушах и головную боль. Через пару минут, немного сосредоточившись, успокоив нервы и вползя на кровать, вновь закрыл веки надеясь уснуть. Но сон не шел. Одуряющая пульсация в уже не кровоточащих ногах сменилась тупой ноющей болью, голова успокоилась, и тишина, в которой я перестал слышать собственное дыхание, прорезалась скребущим шорохом. В квартире не осталось мебели, скрипеть перекрытия так не могли, и шорох показался ритмичным, настойчивым царапаньем громадных когтей, вознамерившихся растерзать мой мозг ужасом. Я накрылся одеялом с головой, а звуки все усиливались и менялись. То были подобия визга пилы, иногда невнятные бормотания, напугавшие меня невыносимо, постукивания-позвякивания неизвестной природы, теперь, - я понял, - идущие из подвала. Постепенно они сошли на нет, и глаза за всю ночь я так и не сомкнул, а днем предстояла масса утомительной работы...
Когда рассвело, я еле заставил себя встать. Весь пол усеивали хрустальные капельки стекла, смешанные с размазанной кровью. Убравшись, я принялся сдирать старые обои. Про ночные происшествия никому ни слова не сказал, даже когда звонил хозяин квартиры и коротко справлялся про начало работ. Неприятно удивило меня то, что под обоями обнаружились надписи, явно сделанные человеком, находившимся в помешательстве, если не буйно сумасшедшим. То были беспорядочные наборы букв латинского и русского алфавитов, смешанные с цифрами. Они шли столбцами, меняясь в размерах и порой составляя геометрические фигуры - треугольники, многоугольники, а на одной стене я вообще обнаружил удивительное изображение, построенное буквами и цифрами. Оно настолько не походило на что-то виденное мною ранее, что от асимметричных многоугольников, накладываемых один на другой, голова шла кругом. Безумные картины-строчки можно было только закрасить, а на очистку стен ушел весь день. Предстояла еще одна ночь здесь, в которую я планировал спать. Перевязав ноги свежими бинтами и выпив обезболивающего, поставив рядом с кроватью фонарь и положив, на всякий случай, нож, я закутался в одеяло и мигом уснул.