Бабы обступили священника.
-- Батюшка! Ведь нам защиты нет. Замучил он нас своими распоряжениями! Вступись!
-- Друзья мои, я тут ни при чем! -- хмуро сказал батюшка, -- я не имею никакого права вступаться в распоряжения начальства.
-- Батюшка!
-- Нет, нет, друзья мои.
И он слегка приподнял шляпу перед атаманом.
-- До свиданья, Александр Петрович. Ночь, домой пора. Спасибо.
-- Не прогневайтесь.
Он медленно пошел за подводой.
Со степи стал набегать воющими порывами ветер.
Черные, лохматые тучи клубились вверху, точно там в зловещей тишине ползло чудовище, сжимая и разжимая мохнатые лапы.
Издалека доносился сквозь сумрак крик облавы:
-- Пе-е-е-рчи и-ха!
-- Си-и-ча-а-а-с!
Тяжелые капли стали падать на землю.
II.
О. Автоном сам ссыпал пшеницу в сусеки, с наслаждением прислушиваясь к ее шелесту. Редкие капли дождя глухо ударялись в крышу; ветер с каким-то усталым выражением свистел над коньком амбара, точно утомленный бесконечным и бесплодным бегом.
-- Двенадцать... тринадцать, -- шептал о. Автоном в темноте, как скупец наворованное золото.
Кончив, он шумно вздохнул, перекрестился, благодарно взглянув в черное небо, и направился к дому.
Едва он вошел в сени, как под ноги ему с заглушенным плачем бросилась женщина.
-- Кто тут? -- глухо спросил он, испуганно вздохнув.
-- Я... Татьяна! Вдовухина дочь!
Она пыталась охватить его ноги руками и припадала головой к его грязным сапогам.
-- Защити! -- гулко шептала она: -- Спаси... батюшка!!
-- Встань! Чего тебе? Скажи толком!
При сумрачном свете о. Автоном увидел молоденькую, тщедушную девушку, бледную, с мокрым от слез и искаженным от ужаса лицом. Платок ее упал на плечи, волосы растрепались, глаза блуждали, будто не видя священника.
-- Это... я! -- шептала она в лицо ему судорожно вздрагивающими губами, хватая руками воздух, -- точно искала ими опоры, боясь покатиться в какую-то пропасть.
-- Ну? Чего... ты? -- недоумевал батюшка...
-- Я... младенца!
Она опять повалилась ему в ноги.
-- Не выдай к осмотру! Спаси меня!
О. Автоном в недоумении развел руками.
-- Ну, что же я за спаситель! -- сказал он, -- что могу сделать? Зачем грешила! Кто в грехе, тот и в ответе.
И, не зная, что еще прибавить, сказал:
-- Нет ничего тайного, что бы не сделалось явным.
Она отчаянным жестом схватилась за голову.
-- Куда пойду?! Не к кому! -- Ты священник! Защити меня! -- бессвязно и быстро говорила она, -- Я тебе, как на духу. Не сказывай никому! Не дай к осмотру! Не погуби! Возьми меня... работницей буду. Всю зиму... сколько продержишь... Даром буду! Скажи, со вчерашнего нанял. У тебя не тронут. Я сильная! Молотить умею... косить. За работника буду! Зимой в лес пошли... Запряги меня! Избавь от сраму... Не выдай! Не дай к осмотру... Не дай меня!..
О. Автоном быстро отпахнул дверь в кухню.
За дверью стояла попадья.
-- А я, -- сказала она, отходя от двери и посмеиваясь, -- думаю, кто шепчется? Не Василий ли шашни завел. А оно вон что!
Когда-то тоненькая и грациозная брюнетка, она немного расплылась от деревенского безделья, но глаза у нее были живые и умные.
-- Войди, не стесняйся, Танюша, -- говорила она, -- я ведь все равно до словечюшка слышала.
Татьяна вошла, закрыв лицо руками.
-- Вот она просит, -- сказал батюшка, -- не давать ее на осмотр. Да не знаю как...
Он криво усмехнулся.
-- В работницы просится... без жалованья, дескать.
-- А ты и обрадовался? -- сощурилась попадья.
Батюшка вспыхнул.
-- Я тебе ее слова передаю... нечего мне радоваться! Аль опять яду накопила на кончике языка?
-- Погоди ругаться. Времени для этого у нас достаточно. Скажи, что с Таней-то делать?
-- Почем же я знаю?
-- Хозяин ты в приходе-то или нет?
-- Я -- священник! Вмешиваться в распоряжения начальства не имею власти. Дело это не по духовному ведомству, по гражданскому.
Попадья усмехнулась и с оттенком меланхолии посмотрела за окно, в ненастную тьму.
-- Жалко, ведь, -- сказала она, -- девушка-то славная... давно ее знаю. С кем не бывает грех. Все -- люди!
Услыхав сочувственное слово, Татьяна с громким плачем бросилась в ноги матушке.
-- Пропащая я! Защити, матушка! -- Рабой буду... на век!
Она закрывала лицо руками, и сквозь пальцы ее брызгали слезы.
Попадья темными глазами посмотрела на мужа.
-- Обстоятельство сложное и затруднительное! -- развел руками о. Антоном в ответ на ее безмолвный вопрос. -- Что мыслимо?
-- А по-моему вот что, мыслитель, -- резко сказала попадья, -- раз человек доверился нам, нельзя его выгнать. Танюша! Не плачь. Умойся у рукомойника, да займись делом, будто ты давно тут. Не показывай и вида, коли придут. Против судьбы не пойдешь, а там увидим. Ставь-ка, пока, самовар, батюшка с прихода пришел... устал.