-- Разве это жизнь!? Кошмар!!
Дьякон смущенно улыбался и потирал руки.
-- Батюшка!
Он опять любовно погладил графин, подмигивая о. Автоному.
-- Стеклянное сердце... белая кровь!
О. Автоном не слушал его, раздраженно барабаня пальцами по скатерти.
-- Нервы... все нервы! Замучила она меня... с нервами!
Он машинально протянул руку к рюмке.
Но они не успели выпить.
Где-то за окнами раздался беспокойный говор, -- стукнула калитка, сенная дверь.
В залу вбежала Перчиха.
У нее мокрый платок держался только на одном плече, на лице виднелись ссадина и кровь.
-- Что же это такое делается! -- возбужденно кричала она. -- Батюшка, батюшка! Что же ты смотришь? К кому же еще идти?
-- Что там случилось? -- вскочил батюшка со стула.
Попадья выставила из спальни бледное лицо.
-- Батюшка! Батюшка! -- вне себя кричала Перчиха. -- Что они делают разбойники! Суда на них нет? Я вступиться хотела... Смотри, что они со мной сделали! Писарь-то на Татьяне кофту изорвал... за грудь схватил. "Молоко"! -- говорит, -- "она!" -- При казаках велел осматривать, атаман-то! Повалили ее на скамью... рубашку заворотили!
Попадья вскрикнула и схватила со стола белый платок.
-- Я сама пойду... Пойдем! -- звала она бабку. -- Пойдем... Где это? Я сама пойду!
-- Поля! -- вскричал батюшка. -- Нельзя! Куда ты!
-- Я сама пойду... коли ты...
-- Нельзя! -- ловил он ее за руку, -- что тут можно сделать! Только на неприятность нарвешься... Прошу тебя! Я лучше сам пойду... сам!
Он беспокойно засновал по комнате, ища шляпу.
В кухонную дверь ворвалась другая бабка, махая руками и едва выговаривая слова.
-- Танька... утопилась!
IV.
Ветер разорвал тучи и разметал черные клочки их по небу. Клочки бежали, точно в ужасном смятении, спасаясь от невидимой беды и, очистив купол неба, как у запертых ворот, толпились у горизонтов. Мелькая, между ними всходила багровая луна, бросая кровавые отблески на поселок, на степь, на реку.
По берегу реки, жестикулируя, сновали тени людей.
-- Правей! Левей! -- кричали они лодкам, бороздившим речную воду, похожую на кровь. -- У березок смотри! У осоки... багром-то!
Гигант, церковный сторож Фалалеич, зашел по колено в воду и пускал коробочки и щепки, наблюдая, куда они плывут. Но здесь, в водовороте, все они плыли в разные стороны, его примета не действовала.
-- Надо бы, -- обернулся он, -- в колокол бухнуть! На звон утопшее тело всплывает.
-- Беги, Фалалеич! -- кричали ему: -- бухни!
Бороздя воду, он вышел и тяжело побежал, как слон.
Над рекою поплыл глухой удар колокола.
Бабы с жалобными криками метались по берегу, где-то казаки грубо ругались с атаманом.
-- Разве ты можешь так! Где такие права?
С лодок закричали.
-- Во-т она! Нашлась! Здесь она!
Берег всколыхнулся, и тени быстрее засновали.
-- У березок.... Ташши ее!
-- В лодку-то нельзя... опрокинешь!
-- Возьми за косы!
Голоса на берегу слились в общий возбужденный говор, будивший по реке куликов и стаи диких уток, беспокойно сновавших в воздухе. Луна, все еще большая и багровая, выше и выше всходила над полями, точно вздрагивая от порывов ветра. От темных фигур людей бежали длинные, черные, прыгающие тени. С жадным любопытством все ждали лодку. На лодке один из гребцов держал пук волос, будто черные водоросли, и за лодкой плыло белое тело. С шуршащим шумом вышло оно из воды, точно мертвая русалка всплыла над рекою.
Бухающий удар колокола опять пронесся над рекой.
На бугре показался батюшка.
Он бегом спустился по крутой тропинке.
-- Мертва? -- нагнулся он к утопленнице.
-- Бог весть...
-- Как, Бог весть? Так чего же вы не качаете?
-- Качать надо! -- закричали в толпе. -- Полог где?
-- Ребята... За пологом! Беги!
-- Да где?
-- К Онуфрию... рядом тут!
-- Когда полога ждать! Кафтан давайте! Фалалеич! Скидавай кафтан!
-- Дерюга у меня... разорвется! Вот... у Миколая.
-- Миколай! Скидай!
Маленький Николай стал было убеждать, что после утопшей нельзя будет носить кафтана, но десятки рук уже уцепились за рукава кафтана.
-- Снимай силком! Когда тут ждать!
Николая вытряхнули.
Тело утопленницы с глухим шелестом засновало по кафтану, уже не протестуя, что сотне глаз открывалась нагота его.
-- Вы насильник! -- шептал батюшка атаману, зло смотря на него. -- Что вы делали в правленьи? Хорошие дела! Что у вас? Застенок? Какое вы имели право так поступать?!
Смущенный атаман не знал, что отвечать.
-- Крепче качай! -- кричал он, проявляя необыкновенную распорядительность. -- Миколай! Чего встал? Положите ей голову пониже.