Конечно, я понимала, что он имел в виду.
Это смущало. Единственный парень, который меня заинтересовал, был не заинтересован во мне. Это существенно охладило мой пыл. Дело было не во мне, а во всех девушках. Не то, что мне было нужно.
– Дерьмо, – прошипела я, поворачиваясь обратно к бару, и скрестила руки на груди.
– Прости, – Харрисон сжал мое плечо, – ничего личного. Ты та еще штучка, но сиськи – это не мое.
– Пофиг.
Харрисон улыбнулся:
– Все еще не могу поверить, что ты дочка Грега Джонсона. Это так круто.
– Вообще-то, не очень. Я бы даже сказала, что иногда это как одна штучка в заднице.
– Как это возможно? – спросил Харрисон. – Он такой горячий.
– Мой папа? Христос, заткнись.
– Но я серьезно.
– Фу.
Он перегнулся и положил руку на мое колено. Это было самое несексуальное движение руки по коленке из всех самых несексуальных движений.
– Ты соответствуешь своему отцу, если ты думаешь об этом.
- Это все равно фу.
Харрисон засмеялся и схватил свою банку содовой.
– Перестань дуться, - он поднес напиток к губам. Мое разочарование было таким же большим, как и все это здание вместе с парковкой. – Слушай, позволь тебе купить выпить. Чего хочешь?
С другой стороны, как бы я не чувствовала себя, я была не в силах отказаться от бесплатного напитка.
– Что-нибудь крепкое.
– Кока-кола достаточно крепкая?
– Очень.
Харрисон перегнулся через бар:
– Джо, сладкий! Налей этой милашке колу.
– Только если ты перестанешь звать меня сладким, – ответил бородатый мужчина около тридцати. – Мы уже обсуждали это, Харрисон.
– Это так мило, что ты думаешь, что я слушаю тебя, сладенький.
Бармен налил немного кока-колы и поставил стакан напротив меня. Харрисон поднял свой бокал и улыбнулся Джо до того, как последний закатил глаз и ушел в другой конец бара к остальным посетителям.
– Он бесится, когда я флиртую с ним, – прошептал Харрисон, – от чего только веселее.
Я засмеялась и поблагодарила его, делая большой глоток. Мое воображение устойчиво пыталось убедить меня, что это текила – или хотя бы пиво, – но мое тело знало лучше. Я не могла даже прикинуться пьяной и оторваться, как делают люди под градусом, потому что здесь нет алкоголя. А мне хотелось.
Я взяла еще одну выпивку, жалея, что не захватила свою незаконченную бутылку текилы из дома.
– Так насколько ты приехала в Гамильтон?
– На это лето, Харрисон, а потом меня ждет университет Кентукки.
– Какое направление?
– Хрен его знает. Надеюсь, папа поможет мне разобраться летом. А что ты?
– Я выпустился год назад из школы и взял год передохнуть. Ну, знаешь, подумать, чем хочу заниматься всю свою жизнь. В этом году я зачислен на фэшн-дизайн в КУЛА2. Может быть, это и не лучший выбор, но главное желание.
– Калифорния, – я смаковала название штата на языке несколько секунд. – Думаю, ты рад выбраться из этой дыры.
Он хохотнул:
– Наверное. Знаю, это место отстойное, но это дом. Мой дом. И это хорошо, особенно если знаешь, куда пойти. Тебе просто надо найти здесь друзей.
– Я облажаюсь.
Харрисон ухмыльнулся:
– Значит, я буду твоим другом, а?
– На самом деле, я не завожу друзей.
– Отлично. Я не хочу, чтобы ты «заводила» меня. Мы с тобой просто будем веселиться, строить совместные планы на день, ходить по магазинам. Ты выглядишь круто, но я не поклонник шлепанец. Они выглядят дешево.
– Спасибо, Тим Ганн. Что-нибудь еще хочешь раскритиковать?
– Я просто говорю честно. Не надо ерничать, зайчик.
– Прости?
– У тебя хороший вкус, да, но сейчас слишком много деталей, – ответил он. – Эти шлепки, может быть, и на пике этого сезона, но они не идут тебе. Верх твоего наряда не кричит «пляжная детка». Не-а. Ты должна придерживаться одного стиля. Твой стиль, я думаю, это сексуальный кэжуал. Эх, парочка винтажных сандалий были бы идеальны для тебя. Знаешь, вишенкой на верхушке торта.
– Ты даже меня не знаешь, – напомнила я. – Что дает тебе право анализировать мой стиль?
– Ты права, – Харрисон согласно кивнул. – Я тебя не знаю, но знаю моду. Я – гей, ты же помнишь? Ты серьезно хочешь обсуждать свой гардероб со мной?
– Только потому, что ты гей – не повод оправдывать эти стереотипы о вас и моде. Я тусовалась с тоннами парней твоего направления, и им, зайчик, – я ухмыльнулась, – было все равно на шмотки.