– Ты сказала, что приглядишь за ней, – кричал Нейтан. – Ты обещала мне.
– С ней ведь все в порядке, да? – сказала я. – Она просто немного перебрала. Я говорила ей пить помедленней.
– Начнем с того, что тебе вообще не следовало разрешать ей пить! – закричал он. – Господи, ей тринадцать.
– В первый раз я выпила, когда мне было четырнадцать, – возразила я. – Я была не на много старше нее.
– Ага. И посмотри, куда это тебя привело.
Я застыла на секунду потрясенная.
В течение минуты я переваривала услышанное. Я уставилась на Нейтана, злость выжгла из меня все веселье. Огонь горел внутри моей груди и живота.
– Лицемер, – выплюнула я. – Что-то я не слышала, как ты жаловался в прошлый раз, когда мы были на вечеринке. Ты тоже набухался. И не то чтобы я использовала тебя. Это был твой выбор переспать со мной.
– Я знаю, – сказал он, стиснул зубы. – А ты была самой большой ошибкой в моей жизни.
Я отступила назад, моя рука метнулась к груди, мои пальцы сжались в кулак. Его слова были как удар под дых. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь. Накричать на него. Дать отпор, чтоб ему было также больно. Но ничего не пришло мне на ум. Мне сдавило горло.
Самая большая ошибка. Я была его самой большой ошибкой.
А он для меня нет.
Он даже не входил в десятку, возможно, даже в сотню моих самых ужасных ошибок, потому что, несмотря на все произошедшее дерьмо, та ночь с ним была, в принципе, приятная. Я бы даже сказала замечательная.
Взгляд Нейтана смягчился, и он потянулся ко мне свободной рукой.
– Уит, я…
– Не трогай меня! – завизжала я, шлепнув его по руке. – Отвали от меня на хрен, Нейтан.
– Мне не стоило этого говорить. Прости.
Но я уже уходила от него.
– Уит, куда ты идешь? Уитли?
– Я возвращаюсь.
– Что? Ты пьяна. Ты не сможешь сама вернуться домой.
– Посмотрим.
И как будто, чтобы подчеркнуть мое заявление, нога соскользнула с босоножки, я споткнулась и полетела вперед на асфальт. Я успела ухватиться за фонарный столб и быстро восстановила равновесие, а Нейтан уже снова стоял позади меня.
– Да ладно, Уит.
– Не трогай меня, – прошептала я. Слезы висели каплями на моих ресницах, я была сама себе противна. И это было не только из-за Нейтана, я знала это. Я не плакала с тех пор, как приехала в Гамильтон. Я держала в себе всю злость, всю боль, все, что я чувствовала к маме, папе и Сильвии. Уэсли отверг меня, я целовалась с другим парнем, которого едва знаю и который мне даже не нравился; то, как те блондинистые сучки смотрели на меня, и что мне только что сказал Нейтан… Все это навалилось сверху на тот ад, через который я прошла за всю эту неделю. Я не могла дальше держать это в себе. И я ненавидела себя за слезы, особенно за то, что я проливала их перед ним.
Больше ничего не казалось смешным.
– Да ладно тебе, – повторил Нейтан. Он не стал снова протягивать руку, но его взгляд больше не отрывался от моего лица. – Идем домой, хорошо?
Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь сдержать слезы. Потом я встала на колени и сняла босоножки. Встав твердо на ноги, я взяла босоножки в левую руку, и теперь они болтались сбоку вдоль моего тела. Тротуар был грязный, но я чувствовала его прохладу и твердость своими ступнями.
– Ладно, – сказала я, уже направляясь к машине. – Поехали.
Не домой. Он не был моим домом. Но какое-то время ему придется побыть им.
Мы не говорили. Ни слова. Нейтан даже не включил радио, не начал петь, вообще ничего. В действительности, единственным звуком в машине было дыхание Бейли. Она спала на заднем сиденье Хонды, размеренно выдыхая через нос.
Я начала трезветь. Я выпила недостаточно, чтобы вырубиться. У меня выработалась устойчивость к алкогольному опьянению за все эти годы, когда я напивалась в стельку, но головная боль была уже на подходе. Казалось, тишина была бы облегчением, но моя голова начала раскалываться сильнее. Я хотела, чтобы Нейтан сказал что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь. Даже если бы он начал снова кричать, по крайней мере, я бы знала, что он не игнорирует меня.
Злость приносит меньше боли, чем одиночество. Со злостью я могу справиться.
Я так запуталась в своих мыслях, пытаясь найти способ нарушить тишину, что заметила, что мы заехали на парковку, только когда машина остановилась. Я уставилась в окно на темное здание. Вывеска на двери гласила: «ФИЛЬМЫ НА ПЯТОЙ УЛИЦЕ – видеопрокат». Но он был закрыт на ночь.