Выключив воду, Грёза переступила из душа на странный, но приятный наощупь пробковый коврик. В голове возникла мысль: «интересно, его клеила Кумите или её мама?» и тут же исчезла. Грёзе просто нужно было отвлечься от терзающей её вины перед родителями.
Переодевшись в пижаму Кумитэ, девушка прошла в столовую, где проходило срочное собрание. Она опустилась на стул между Мяускулом и подругой и положила локти на стол.
— Завтра едем в Сан-Диего, а там посмотрим, — сообщил Мидас, постукивая пальцами по столешнице.
— Предлагаю вообще свалить в Канаду на ближайшие лет пятьдесят, — сказал Редукс, попивая из пакета кровь.
— Нас не пустят через границу, — напомнил Мидас, незаметно поглядывая на Ренегата, Мяускула и Грёзу, фотографию которой постоянно крутили по телевидению. — И в лесах прятаться не вариант…
— Морфей зовёт меня, — произнесла Дина, клевая носом.
— Сколько спален в доме?
— Две: моя и родительская. Ещё раскладывающийся диван в зале, — ответила Кумитэ, уминая свой ранний завтрак прямо из консервов.
— Ну-с, сородичи, вы уж извините…
— Наше более низкое положение в котерии относительно тебя и твоего брата было очевидно с самого начала, — буркнул Ренегат. — Я могу отдохнуть и в старом продавленном кресле, а вы, — он кивнул Мяускулу и Дине, — забирайте диван.
— Ура! — воскликнула Дина, обнимая замурчавшего гангрела.
— Я буду спать с подругой, — заявила Грёза, вставая из-за стола.
Редукс поднял на неё столь снисходительный взгляд, что девушке захотелось его ударить в лицо.
— Нет, — возразил он тоном, не терпящим пререканий.
Кумитэ предательски молчала, уткнувшись в свои бобы с томатным соусом. Ей тоже можно было бы надавать тумаков. Вместо того, чтобы как-то объясниться или хотя бы поддержать Грёзу, она усердно делала вид, что ничего вокруг не замечает.
— Идём, Скайли, поговорим, — сказал Мидас и, поднявшись со стула, направился наверх в спальню родителей Кумитэ.
Девушка оскалилась, недобро поглядывая на Редукса и поплелась за сиром.
Сняв только жилет и ботинки, Мидас лёг поверх пыльного покрывала и похлопал по нему ладонью рядом с собой. Грёза отбросила одеяло и села по-турецки на своей половине кровати спиной к мужчине.
Из-за стены послышалось, как в соседнюю спальню зашли Кумитэ и Редукс. Грёза недовольно вздохнула.
— Ты же не станешь избегать меня только потому, что у нас был секс? — вполголоса произнёс Мидас. — Для меня он оказался столь же неожиданным, как и для тебя. Однако вынужден напомнить, что я всё-таки твой сир и исчезнуть из твоей не-жизни не могу. Если желаешь, мы можем прямо сейчас раз и навсегда решить вопрос, обозначив границы наших отношений.
Раздался тихий смех Кумитэ и неразборчивая речь её домитора.
— Дурацкие картонные дома, — прошипела Грёза, напрягая плечевой пояс и сутулясь.
— Тебе нужен союзник, опора в лице понимающего тебя человека. И это не Кумитэ. И уж точно не Ренегат, не Мяускул и не Дина. О Редуксе даже речи нет, он балбес и эгоист и был таким всегда, сколько я его знаю.
— Какой прозрачный намёк!
— Прекрати сопротивляться связывающим нас узам, ты так только психозы наживёшь. Расслабься. Теперь я твой самый близкий друг.
Грёза уловила странные звуки и повела головой, прислушиваясь. Когда до неё дошло, что это были тихие стоны, которые пыталась сдерживать Кумитэ, Грёза зарычала и закрыла уши руками.
Ей было безумно обидно, что подруга в очередной раз показала, как легко она приспособилась к новой жизни. Кумитэ, похоже, не волновало даже, беспокоятся ли о ней её родители. Может быть, она всегда была такой легкомысленной, а Грёза и не замечала, насколько они с ней разные.
Резко развернувшись к Мидасу, девушка бросилась ему на грудь и заплакала.
— Грёза, чёрт тебя побери… белая же рубашка.
Он вздохнул, видя, что неонату глубоко плевать на испорченную вещь, и, приобняв её, стал гладить по волосам.
«Почему мы убегаем?!» — мысленно спросила она, не желая, чтобы их диалог слышал кто-то посторонний.
«Дело в нас с тобой. Это нелегко объяснить. Я искренне надеюсь, что всё это нелепая ошибка, но Сирена верит в то, что пророчество сбудется, и потому ей нужен мой потомок. Но не ты. Её безграничное собственничество не позволит Сирене оставить тебя в живых», — ответил Мидас.
«Какое пророчество?»
Грёза подняла на сира недоумённый взгляд.
«Будет лучше, если ты не узнаешь его содержание».
«Скажи мне!»
— А ну-ка брось это, — тихо процедил сквозь зубы Мидас, сжимая пальцами челюсть девушки. — Ты только посмотри, что удумала!
«Зачем ты выбрал меня?»
«Я рискнул, не зная о тебе ничего. И интуиция не подвела меня — ты не потеряла человечность, как многие из сородичей, приняв объятия вечности, и не позволишь впредь ни Зверю, ни интригам поработить тебя. Если пророчество действительно существует, а не является плодом омрачённого безумием разума, то кандидатуры лучшей, чем ты, не сыскать. А теперь спи, едва солнце сядет, мы двинемся на север».
Грёза уронила голову на плечо Мидаса и замерла, погрузившись во тьму.
Ни снов, ни чувств, ничего не дарил дневной отдых, словно сородичи умирали по-настоящему на несколько часов, пока не зайдёт солнце.
Открыв глаза на закате, Грёза обнаружила, что по-прежнему лежит на груди своего сира. Она осторожно приподнялась и посмотрела на его мертвенно-безразличное лицо. Мидас всё ещё спал, прижимая её к себе, и Грёза могла спокойно разглядывать его, не смущаясь своего любопытства.
Девушка помнила то безграничное чувство обожания, когда в ночь её обращения он приказал Грёзе любить его, и знала, что даже сейчас ощущает к Мидасу симпатию лишь потому, что он привязал её к себе собственной кровью. Но он был участлив и добр к Грёзе в той мере, в которой должен быть сир по отношению к своему дитя. А что если не должен? Быть может, ей одной уделяют такое внимание. Быть может, других вовсе бросают, едва обратив в чудовище. Быть может, кто-то ещё лишает несчастных неонатов их сира за то, что он подарил становление без разрешения старейшин…
Грёза мягко коснулась устами губ Мидаса, оставляя на них едва уловимый поцелуй. Мужчина открыл глаза и посмотрел на девушку с интересом и лёгкой улыбкой.
Грёза нахмурилась, ожидая едкой насмешки со стороны Мидаса, но он не сказал ни слова, лишь продолжал рассматривать её с теплом во взгляде. И тогда она, спешно встав с кровати прежде, чем произойдёт что-то другое, пошла умываться в ванную.
Переодевшись, Грёза спустилась на первый этаж и отчего-то решила выглянуть на улицу. Приоткрыв входную дверь, она увидела, что на дороге перед домом стоит несколько чёрных тонированных джипов. Девушка резко захлопнула дверь и развернулась, подпирая её спиной.
— МИДАС! — заорала она, чувствуя, как подкатывает к горлу страх.
Загрохотали шаги на втором этаже. Первым показался взволнованный Редукс, обнажённый до пояса, из зала подтянулись Ренегат и делавшая зарядку Дина. Наконец спустился Мидас, хмуривший брови.
— Что случилось?
— Там машины, — ответила Грёза, показывая пальцем через плечо.
— Таился охотник весь день и всю ночь, и ждал враг его сообщения. Убейте же принца прекрасную дочь с кровавого благословения.
— Нас сдали Охотникам? — уточнил Ренегат. — Кто?
— Белая Стерва, что в сейфе сидит. Мрачный Принц дал на то разрешение. Сбывается рок, наши раны бредит. Ждёт сородичей вновь обновление.
— Что происходит? — взволнованно произнесла Кумитэ, сбегая по лестнице.
С улицы донёсся странный однотонный шорох, как будто раскручивали какой-то механизм.
— Твою мать, — прошептал Мидас. На его лице возник неподдельный ужас. — Он здесь. Собственной персоной.