— Щ-щ…щит.
— Чего? — выдавила Кумитэ, глядя на него широко распахнутыми глазами.
— Он хочет, чтобы бы остались здесь и защищали медвежат, — пояснила Грёза. Мяускул кивнул и бросился следом за медведицей.
— Каких на хрен медвежат?!
Услышав позади громкий топот, Мидас обернулся и едва успел отскочить, прежде чем неожиданно появившийся откуда-то мохнатый зверь снёс бы его своей огромной тушей.
Медведица ворвалась в стаю вампиров и стала давить их мощными лапами, с треском ломая кости и разрывая острыми когтями мёртвую плоть. Те немногие, что умудрились избежать её ярости, попадали под секиру Ренегата или психические атаки Дины. Мидас же ловко проскользнул мимо медведицы из пещеры, чтобы добить шабашевцев, пытавшихся удрать.
Когда вой и визги стихли наконец, наружу выскочил Ренегат и огляделся. Заметив кого-то между деревьями на другой стороне поляны, он свёл ладони и, создав небольшой шар из крови, выстрелил им в спасавшегося бегством вампира. Донёсся тихий вскрик, затем наступила тишина. Мидас прислушался, но вокруг шумели лишь листья, тревожимые ветром.
— Этот был последний, — сказал Редукс и сел на корточки. — Кто б мне сказал, что я буду драться против шабаша вместе с диким медведем, ни за что не поверил.
Из пещеры послышался женский вопль, и Грёза с Кумитэ, вылетев из неё, понеслись куда-то прочь так быстро, что только пятки сверкали. Следом вышли Ренегат, прикрывавший собой Дину, и Мяускул, сопровождаемый медведицей. Несмотря на то, что вся её шерсть была в крови вампиров, сама она, на удивление, нисколько не пострадала и лишь недовольно рычала из-за того, что её и спокойно спавших медвежат побеспокоили.
Мяускул помахал ей рукой на прощание и замурчал, на что медведица слегка оскалилась и, развернувшись, поплелась обратно в логово.
— Повеселился? — спросил Мидас у гангрела. Тот шепеляво засмеялся. — Не буду скрывать: никогда прежде я не был так рад тому, что взял тебя, как сейчас.
Редукс поднялся во весь рост и сощурился, глядя в сторону леса.
— Кто там опять? — насторожился Ренегат, перехватывая секиру крепче.
— Молодой сородич, направляется прямиком к нам, — сказал Редукс, разглядывая что-то, что мог видеть только он. — Аура так и кричит о тревоге.
На край поляны выскочила девушка и, пробежав несколько метров, рухнула на землю, словно подкошенная, взмахнув копной длинных розовых волос.
— Мара… — произнёс Мидас, узнав её, и бросился к тореадорке.
Добравшись до сородича, вампиры сгрудились над ней, чтобы выяснить, в чём дело. Мидас перевернул Мару на спину и похлопал её по щекам.
— Похоже, она совсем оголодала, — заключил Ренегат, глядя на лежавшую без сознания девушку, — того и гляди впадёт в торпор.
— А у нас нет ни капли чёртовой витэ, — прошипел Мидас и со злости вырвал клок травы под ногой.
Подойдя ближе, Дина села на колени перед Марой и, подняв футболку, достала из-за пояса пакет расслоившейся крови. Оторвав уголок зубами, она стала потихоньку вливать её в приоткрытый рот сородича.
— Откуда ты… Ты знала, что она придёт сюда? — изумился Редукс.
— Хи-хи, — только и ответила Дина, поиграв бровями.
Мара очнулась и, закашлявшись, перевернулась набок. Мидас схватил её за подбородок и, обернув лицо девушки к себе, сразу приступил к допросу:
— Как ты нас нашла?
— Ехала… Кха! Кха! Ехала за стаей шабашевцев.
— Эта идиотка умудрилась даже их на нас натравить?
— Они уничтожают наше убежище, Мидас, — произнесла Мара, цепляясь за его руку. — Инквизиция обратила против Сирены свой гнев. Я умоляю тебя, спаси её!
— Что? — переспросил Редукс и захохотал. — Ну надо же, кто-то доигрался с огнём…
Ни Мидас, ни Мара не обратили на его злые слова внимания.
— Почему я должен помогать той, которая меня предала?
— И ты говоришь о предательстве? Чёрт подери, Мидас, на чьей ты стороне? Позволишь людям убить нашего брата? До тебя очередь тоже дойдёт, в конце концов! — процедила сквозь зубы девушка и гневно сплюнула в сторону, выражая своё отношение.
К сородичам приблизились Кумитэ и Грёза.
— Что она здесь делает?
— Стенает по Белой Стерве, — ответила Дина. — Её свидание с Презренным окончилось плачевно.
— Прошу тебя, — прошептала Мара, вглядываясь в золотые глаза Мидаса с мольбой. Она неожиданно всхлипнула и положила голову на его колени. — Вы были для меня как родители, которых я потеряла в прошлой жизни… Я не вынесу гибели Сирены. Пожалуйста, помоги ей!
Мидас тяжело и протяжно вздохнул, взвешивая возможные решения, на которые едва хватало времени.
«Хорошо, но я сделаю это для тебя, а не для неё», — мысленно сказал он Маре.
Мидас поднялся, увлекая за собой девушку, и поволок её в сторону трассы к оставленным шабашевцами машинам. Воодушевившись, Мара побежала вперёд, показывая дорогу сородичам.
Грёза догнала Мидаса и, схватив его за руку, развернула к себе лицом.
«Зачем ты идёшь туда? Это же самая настоящая западня!» — сказала она ему телепатически.
«Нет, Мара никогда не лгала мне. Если Сирена в опасности, значит, это действительно так», — ответил он.
«И что теперь? Разве она не заслужила смерть?»
«Только не от рук людей, Скайли. Мы не должны позволить им одержать над нами верх», — отрезал Мидас и, высвободившись, направился дальше, оставив Грёзу в недоумении и гневе.
Выйдя на трассу, сородичи отыскали участок дороги, на котором бросили свои машины шабашевцы, и, забравшись в один из фургонов, рванули обратно в Санта-Монику на всех парах.
За всю дорогу никто не проронил ни слова, каждый думал о чём-то своём. Мидас размышлял о возможности перемирия, но это, конечно, было невозможно. Он сделал свой ход, противник ему ответил, и вернуть всё встарь нельзя. Джихад не та игра, где можно сделать ошибку и тут же её исправить, их выживание теперь зависело лишь от того, насколько важным окажется каждый из членов котерии в этой игре, полной интриг и предательств.
Чуть обернувшись назад, Мидас посмотрел на Грёзу. Она, почувствовав его взгляд, тоже подняла на него глаза. Им не нужно было ни слов, ни телепатии, чтобы понять друг друга в этот момент, их связывало нечто более сильное и интимное. И хотя девушка злилась на Мидаса за принятое им решение вернуться в город, она смирилась с ним, потому что не могла иначе, и Мидас был благодарен ей за это.
В конце концов, ссоры не были вариантом теперь, когда они обрекли друг друга на длительные… очень длительные отношения, выйти из которых безболезненно никак нельзя. Можно ли это было сравнить с браком у обычных людей? Пожалуй, нет. Даже связь между родными людьми, родителями, братьями и сёстрами, не были такими близкими и при этом потенциально разрушительными, как Узы Крови.
Грёза протянула руку, и Мидас, просунув свою между спинками кресел, сжал её ладонь. Заметив это, Мара скривила губы и посмотрела на девушку неодобрительным и гневным взглядом, но Грёза не обратила на это никакого внимания.
В черте города сородичи оказались через полтора часа и лишь ещё через двадцать минут подъехали к казино. Ещё за несколько кварталов до конечной точки был виден дым, уходящий вертикально вверх в совершенно чёрное беззвёздное небо.
Едва фургон остановился у обочины напротив казино, Мара выскочила из него и, пройдя несколько шагов, упала на колени.
Здание полыхало.
Вокруг собралась небольшая группа зевак, кто-то вызывал пожарную службу, но ни голосов, ни криков не было слышно за шипением и треском яркого пламени, которым было объято здание.
— Поздно, там не осталось ничего, кроме пепла, — сказал Ренегат, выглядывая из фургона — показываться на людях ему не стоило, пусть даже их внимание было отвлечено огнём.
Мидас схватил Мару за шиворот и, подняв на ноги, жёстко встряхнул.
— У Сирены в кабинете был чёртов потайной ход, она должна была выбраться, — процедил он сквозь зубы.
— Я не знаю ни о каком потайном ходе, — ответила девушка, всхлипывая.