Но нож не коснулся ее плоти – разрезал лишь веревки, освобождая тяжелые затекшие руки и ноги. А после со звоном полетел на пол.
Ее натянутые нервы также звонко резонировали в ответ.
– До головокружения, – напомнил учительским строгим голосом мужчина и вновь сел на стул напротив, устало откинул назад длинные черные волосы, а после молча коснулся темных узких губ пальцем, незамысловато давая понять, чтобы она начинала.
Он ждал. Предвкушал. Наслаждался моментом. И глаза его заволокло от желания.
Девушка медлила. Ее все так же трясло от страха, и затекшие руки не слушались, однако она верила, что это может стать ее шансом. Шансом на спасение. И она должна преодолеть и слабость, и страх, и отвращение и сделать то, что он просит.
Должна?..
Должна.
Должна!
Неловко подавшись вперед, девушка, зажмурившись, коснулась его страшных губ с ощущением, что целует огромного разговаривающего паука или змею с человеческими глазами. Ей казалось, что за стиснутыми зубами кроются кишащие отвратительные личинки. И они только и ждут, чтобы из его рта попасть в ее и найти дорогу в пищевод.
Ее затошнило от собственных мыслей и страха. Ужас плотной навязчивой пеленой окутал тело, и сердце готово было взорваться от столь частых ударов, но… Ничего страшного не произошло.
Ни боли, ни омерзения.
Горячие мужские губы. Она ощутила на них легкий металлический привкус, который почти не чувствовался. Его перебивала полынь – как будто он недавно пил абсент.
Горько…
И притягательно – только в этом признаться не было сил. Он сводил ее с ума, похитил (или сделал так, чтобы она сама пришла к нему?) и скоро лишит жизни. Есть ли в этой болезненной притягательности смысл?
Ни нежности, ни симпатии, откуда взяться наслаждению?..
Она сходит с ума.
Девушка отстранилась. Глаза ее блестели, темные пряди прилипли к влажным щекам и шее, ноздри трепетали.
Мужчина едва заметно покачал головой. Не удовлетворен.
Он просил целовать до головокружения?.. Как?.. Ведь сам он не отвечал, оставаясь неподвижным. Демонстративно глядя в сторону. Наслаждаясь ее бесполезными попытками. Ее слезами. Ее унижением.
И она знала это.
Страх приливал в голову вместе с кровью, затмевая разум.
Нужно выжить. Любой ценой. Отомстить. Рассказать правду.
С этими мыслями девушка коснулась кончиками ноющих пальцев его щеки, как будто раздумывая, что делать. После встала на негнущихся ногах, затекших и не слушающихся, и, едва не упав, села к нему на колени, ненавидя и мечтая, чтобы он упал замертво… прямо сейчас… прямо здесь… оставив ее в покое…
Он выглядел как псих. И действовал как ублюдок. На если отбросить все это, казалось по ощущениям, что он – обычный мужчина.
Но как все это можно отбросить?!
Вьющиеся в углах тени беззвучно захохотали в ответ на ее бессвязные мысли. Шкатулка замолчала. Воцарилась призрачная тишина.
Девушка медлила несколько секунд, собираясь с силами, а после впилась в его губы почти безумным поцелуем, сама не зная зачем укусив до крови.
Это спустило крючок. Курок освободился, и чувства выстрелили, полетели сквозь тело, разрушая разум.
Перед ее глазами мелькнула вспышка, и, если бы не его руки, она бы упала.
Шкатулка зазвучала вновь сама собой.
…серо-голубые глаза смотрят на нее с нежностью и любовью.
Его губы несмело касаются ее губ.
Их пальцы переплетены.
«Я люблю тебя», – легкий шепот щекочет ей ухо.
«Я люблю тебя», – так приятно соглашаться со взаимностью и падать в объятия друг друга.
Они лежат на его куртке прямо на земле, и всюду травы. Высокие травы скрывают их. Травы знают их тайну. Травы – всему свидетели.
Он повторяет ее имя. Целует ладонь.
Внутри ласковая акварельная осень, без ветров и с тоннами золотистого солнечного света. И снаружи – она же.
Прохладно. Небо низкое, синее, полное сил.
Пахнет яблоками, полынью и упоительно-горькими травами.
И перекати-поле прыгает радостно, и внутри все тоже радостно и светло.
Ему не приходилось до нее ни с кем целоваться, и он неопытен, но ей это нравится. Он ничего не умеет толком и, кажется, стесняется, но его тянет к ней так же сильно, как и ее к нему.
Она держит его лицо в ладонях, и смеется звонко, и…
…и тогда он словно сошел с ума. Схватил ее за плечи, больно впившись пальцами в нежную кожу, жадно отвечая на поцелуй – так, словно это был последний поцелуй в его жизни. Неистовый, болезненный, сокрушающий.
Сумасшедший, как и он сам.
Поцелуй цеплял. Ненавистью, отчаянием, разрушительной силой.
Каждая мышца оказалась напряжена. Каждый нерв – оголен.