Конечно, всего лишь по выражению лица сказать точно и особенно доверять я не мог, но, когда человек, как никому более, так открывается, сомнения отступают сами по себе, как и гнев. Поэтому, вместо того, чтобы подставлять нож к его горлу и требовать правды, я просто обнял его.
— Уилл?.. У тебя опять приступ?.. — послышался сонный и в то же время щекочущий из-за пара нос голос Кристофера. Он постепенно стал просыпаться.
— «Приступ»? «Опять»? — не понял я.
А Крис, уже открыв глаза и осознав, что я не сплю, с облегчением вздохнул:
— У тебя ночью были какие-то приступы, ты весь трясся и что-то бормотал. Я волновался.
— Ну и как после такого ты можешь продать мои органы? — тихо спросил я, не осознавая, что произнёс это в слух.
Кристофер помолчал пару секунд.
— Так вот, что тебе снилось… — догадался он.
Я осторожно кивнул.
— Ты действительно считаешь, что я продал бы твои органы? — пытаясь скрыть усмешку и показаться серьезным, спросил он.
Я отрицательно мотнул головой, прошептав одними губами «ни за что…», и почувствовал, как он улыбнулся. А в следующую секунду Крис обнял меня крепче. «Серьезно… как я мог, хотя бы на минуту, подумать о таком? — думал я. — Какой же дурак… — оценивал я самого себя, как жюри со стороны. Весьма строгий и честный жюри.
Мы пролежали так несколько минут, пока Крис внезапно не вздохнул:
— Мне так не хватает Женьки…
«Женька…» — повторил я в голове ещё раз и задумался, вспоминая рассказы Кристофера о ней.
Он сел, выпрямился и стал раздирать какую-то заживающую ранку на своей кисти. Я тоже сел.
— Обычно, по вечерам, после того, как мы ужинали чьим-то ворованным обедом, я закрывал комнату на замок, ставил диски с «Перемоткой», и мы засыпали… Женьке, как и мне, очень нравится эта группа. Я привык спать рядом с ней, укрывать от бед, защищать и просто быть старшим братом. Вот и сейчас, рядом с тобой, я чувствую себя старшим братом.
Мне нечего было на это ответить. «Неужели, он считает меня* младшим братом?» — думал я. В таком случае это объясняет его трепетное отношение ко мне, вечные извинения и, особенно, беспокойство. Кристофер шмыгнул. Я понимал, что от подобных воспоминаний его может пробить даже на слезы.
— А сейчас она там совсем одна, без еды и защиты, с вечно пропивающей деньги матерью… — повествовал он уже подавленным голосом.
«Началось», — понял я и резко обнял его. Он уткнулся мне в плечо, вытирая все слезы, успевшие накатить, будто в платок, и вцепился руками в спину, словно я тому виновник, и он готов разорвать меня на мелкие кусочки. Но вместо этого он плакал. Мне оставалось просто находиться рядом. Слов я не находил, да и не нужны они были сейчас. Убивающемуся от горя человеку порой даже не нужно решение проблемы — только выслушайте его и дайте выплеснуть эмоции, вцепившись в вашу спину.
Знаете, я никогда бы не подумал, что тот самый мерзкий бабник и хулиган из моего класса настолько изменит мою жизнь, а в одно утро доверится настолько, что покажет слезы. Сомневаюсь, что Крис тоже думал о таком.
Потом, спустя час непрерывного изливания Кристофером души, он наконец отлип от моего насквозь мокрого плеча и сел на край кровати, тихо произнеся благодарность, а после, немного помолчал.
— Знаешь, ты особенный…
— Я предпочёл бы простое «инвалид», — усмехнулся я, стягивая с себя мокрую и прилипающую к коже кофту.
Кристофера тоже прорвало на смех, только, в свою очередь, грустный, это отлично ощущалось.
— Нет, я не об этом. Я никогда не плакал в чьем-то присутствии, особенно так. Всегда боялся насмешек или ещё чего, а при сестре плакать просто не хотелось, у нее и так тяжёлая жизнь. Про мать говорить нечего, как и про «друзей», — последнее слово он взял в кавычки, акцентируя на этом внимание. — А ты… не знаю, почему именно так всё вышло… — он замялся, что-то пробубнив себе под нос.
— Ты тоже мне дорог, — отозвался я.
Видимо, это он и хотел сказать, но не мог.
Кристофер кивнул головой, наконец улыбнувшись.