Он подумал – нет, больше он не мог думать – он чувствовал ее дрожащее тело, ее отчаяние, настойчивую лебединую песню ее магии, сражающуюся с ним ради выживания, ее руки, сжавшиеся на груди, и горячий румянец под его руками, когда он заставил ее потерять самообладание, раскрыться перед ним, рыдая от унижения.
Он забылся и перешел на свой родной язык.
– Хочешь от меня детей, маленькая ведьма? – Он учуял запах ужаса в ее испарине. – Ты сможешь это вынести?
Вдруг его глаза закатились и обжигающе горячее удовольствие охватило его бедра, он толкнулся глубже в последний раз, посылая пульсирующую кульминацию внутрь нее. Кровь стучала в его ушах, требуя проникнуть глубже, ранить ее снова, погрузиться в нее, заполнить ее. Это разрывало его. Его тело горело от желания наполнить ее яростью, обладанием, доминированием. Он содрогнулся и покинул ее. Она выгнулась под ним с судорожным стоном.
Он тяжело дышал. Оглушительный рев в его ушах утих. Рукой он прижал ее к себе и ощутил грудью удары ее бешено колотящегося сердца. Она застонала. Ей удалось выжить снова.
Когда его тяжелое дыхание затихло в темной комнате, он задумался. Ее мать могла быть маггловской шлюхой, которая легла под пылкого волшебника, легкомысленно кончившего в нее. Ярое сопротивление девчонки и уколы ее магии во время паралича были утонченным противодействием.
Он приставил кончик своей палочки туда, где бешено бился ее пульс, который все еще был достаточно ритмичным, чтобы рикошетить с его палочкой.
– Сомнием, – прошептал он в уме.
Она погрузилась в глубокий сон, успокоивший ее дыхание, и он опустил ее рядом с собой на пол. Смотря на ее тело, он рассеяно осознал, что покручивает одну из ее кудряшек между пальцев.
Блестящее семя и алая кровь смешались в его мыслях. Бисер перед свиньей.
И все же. Мысль о том, чтобы поместить в нее ребенка, не даст ему уснуть. Большинство благородных семей Восточной Европы знали, что незаконнорожденные дети были не только здоровым выражением власти, но и способом улучшить породу. Они не становились наследниками, но получали возможность проявить себя. Если бы благородные британские семьи больше думали о силе полукровок, они бы не стали в итоге такими слабыми.
Ее узкие бедра и маленькая грудь, вероятно, будут причиной сложностей. Без сомнений магическая мощь ребенка сделает эту беременность тяжелой для нее. Она должна быть сильной, чтобы выжить.
Но настоящая грязнокровка не могла бы обладать такой силой, заключил он. Ее мать точно была шлюхой. Ведьма, что истекала кровью рядом с ним, была полукровкой. И доказательство этому ее сила.
Его рука скользнула по ее колену вверх и прижалась к ее лону, которое было покрыто еще влажной, блестящей кровью. Он вытащил из мантии палочку и заклинанием снова одел ее. Следующее заклинание очистило ее. Он провел рукой вверх по шелковистой коже ее бедра и увидел, что ее девственная кожа растянулась, чуть больше приоткрыв розовый вход.
У нее все еще была его метка на груди. Это поселило в нем чувство притягательной удовлетворенности.
У него достаточно денег. Он мог бы задержаться в Лондоне, пока это доставляет удовольствие.
Он знал, что еще вернется.
========== Глава 2 ==========
– Акцио палочка!
Палочка Гермионы приземлилась ей в руку, и ее глаза засияли.
Она села прямо, находясь в темноте, она бросила взгляд на открытую дверь спальни и плотнее прижала к груди одеяло, чтобы прикрыться.
Только вот – она была одета в свою хлопковую пижаму. Не дыша, она пробежалась рукой по пуговицам вниз, будто хотела убедиться, что они действительно там, или что они были застегнуты, или как-то почувствовать, если Долохов…
Долохов.
Она вновь посмотрела на дверь, держа палочку наготове.
«Всегда быть на чеку», – эхом отозвалось на подкорке ее сознания. Одна нога опустилась на деревянный пол, затем другая, взгляд сконцентрировался на двери, ведущей в гостиную, когда она целенаправленно двинулась вперед.
Живот отозвался болезненным спазмом при попытке встать.
Занавески в гостиной были раздвинуты. Окна закрыты. Небо начинало светлеть, когда утреннее солнце поднималось, но она видела только, что кресла в гостиной были пусты – лишь знакомые силуэты мебели в темноте.
– Хоменум Ревелио.
Ничего.
Она успокоила дыхание и двинулась в гостевую спальню, затем, замешкавшись в коридоре, приблизилась к двери прачечной, при открытии двери каждый звук в ее ушах звучал как звук аварии, перед тем как….
– Живоглот! Боже, Живоглот!
Живоглот мяукнул, бросая на нее злой взгляд через плечо, пока лежал на корзине для белья, свернувшись калачиком. Она схватилась за грудь в этот момент.
– Ох, прости, – она вздохнула, взяв его на руки. Она зарылась лицом в его мех и попыталась игнорировать прилив адреналина, встревожившего ее. Ее грудь тяжело поднималась, и ее по-прежнему трясло, – Я опять закрыла тебя тут?
***
Она стояла в дверном проеме гостиной, все еще в пижаме, только что покормив раздраженного Глотика. Солнце уже почти взошло, а она потеряла счет времени, снова и снова скрупулезно прокручивая в голове произошедшие события.
Она отправилась в постель, взяв с собой накопившиеся письма, которые планировала просмотреть, но она с трудом могла держать глаза открытыми и, отбросив их, уснула.
В какой-то момент ночи воздух стал тяжелым, как если бы он лег на ее грудь. Он расположился на ней, придавив ее к кровати, и затем проник в ее рот, словно густой мед. Чувство тяжести проникло в ее горло и осело в легких, сдавив ее ребра так, что она могла совершать лишь маленькие вдохи.
Мягкий звук шуршащей ткани около ее головы…. Шуршащей?
Ее сердцебиение ускорилось. Она повернула голову в сторону – или как минимум попыталась, но голова еле повернулась влево, а ее веки, тяжелые как якоря, закрылись, как только она с трудом почти открыла их. Один взгляд в сторону заставил ее сердце подскочить к горлу.
Лицо Антонина Долохова, нависшего над ней.
«Ты», – подумала она и молниеносно начала действовать.
«Акцио палочка, – выкрикнула она, – Акцио палочка!»
Но ее ладонь поймала только воздух. Она слышала, как Долохов что-то говорил – не произносил заклинания, а говорил, не спеша, глубоким голосом с акцентом, голосом человека, который не торопится. Она едва могла разобрать слова. Будто бы они смазывались в ее ушах.
«Моя палочка, – подумала она в отчаянии. – Это он ее забрал? Он пытается передвинуть меня?
Ее адреналин едва удержал ее глаза открытыми на секунду, перед тем как они снова закрылись, и она заметила медленное мерцающее движение. Она едва могла что-то разглядеть, кроме его огромной склонившейся над ней фигурой и кудрявых черных волос, падающих ему на глаза.
Черные глаза, полные голода. Глаза, которые пронизывали ее в Зале Пророчеств.
Ее попытки дернуться на постели заканчивались лишь бесполезными подергиваниями конечностей, но панический инстинкт призывал ее продолжать стараться. Он все еще говорил, но даже ее слух, то появлялся, то пропадал.
Внезапно, ее пижама распахнулась. Она не смогла держать глаза открытыми. Ночной воздух кружил по ее коже и, обернувшись вокруг ее соска, больно надавил. Но это было слишком текстурно – это были пальцы?
Что…..
– Экспеллиармус! – крикнула она в уме. – Энервейт!
Ей казалось, будто время исказилось, как если бы один момент замкнулся в круг, и одно действие постоянно повторялось во времени – она не могла понять, как долго выкручивали ее сосок, несколько секунд или минут. Каждое жесткое движение его пальцев вызывало дрожь внизу живота.
Снова…
И снова…
И снова, пока его голос не загудел.
И тяжелый ночной воздух казалось играл с ней, закручиваясь вокруг ее горла и под ней, поднимая ее вверх и сжимая ее…..