– Я… не знаю, – отозвался я. Будто бы повтор ответа сделает его менее забавным. – Я… даже не знаю, где находится чулан с нотами.
Тогда я понятия не имел, где находилось большинство вещей. И даже сейчас, в эту самую секунду, я не всегда мог вспомнить, где что располагается.
Но я помню, как мужчина встал, схватив меня за локоть. В памяти застыла картина: он оглядывался на скрипачку, которая так и продолжала молчаливо стоять и смотреть, пока меня тащат прочь из зала. Я помню, как переставлял ноги в абсолютном непонимании происходящего. В воспоминаниях осталась его крепкая хватка. Пальцы, которые были такими же острыми, как и всё остальное.
Я помню.
Я помню, как шагал в обратном направлении по чернильным следам на полу.
И я помню тот чулан.
Дверь чулана была распахнута. Пол вокруг стал чёрным, как смоль. С верхних полок вниз по утёсам из белой бумаги стекали чернила – словно водопад, который только что отключили. Повсюду валялись осколки битого стекла.
– Вот чулан для нот, – сказал мужчина, отпустив мою руку. Но не просто отпустив, а ещё и подтолкнув меня вперёд. Спотыкаясь, я полетел в чулан. Носок ботинка задел осколок. Тот со звоном отлетел в тёмный угол.
– А это – чернила, которых здесь быть не должно. – Он указал на несколько рядов с уцелевшими бутылочками чернил. – А вот здесь труба, по которой необъяснимым образом текут чернила и которую прорвало, отчего оказалось испорчено несчётное количество моих нотных тетрадей!
– Ясно, – произнёс я и посмотрел на него. Мужчина взглянул на меня в ответ.
– Ясно? – возмутился он. Мне больше нечего было ответить ему. Лишь хотелось вернуться к лифту и своей работе.
Когда я ничего больше не сказал, незнакомец покачал головой, не отрывая от меня взгляда. Затем он наклонился так близко, что стали заметны чернила, которые проникли в каждую его пору. Мужчина начал говорить. В этот момент я мог видеть лишь его окрашенные чернилами дёсны и язык.
– Убери. Этот. Бардак.
После этого незнакомец гневно удалился. Я остался в одиночестве. Снова.
Я уставился на содержимое чулана.
Чувство растерянности никак не покидало моё тело. Казалось, я всё время был не прав. Неприятное ощущение. И теперь, глядя на беспорядок, я оказался абсолютно сбит с толку. Разве у них нет людей, которые должны здесь убирать? Уборка входила, что ли, в мои обязанности?
И даже если так – как предлагаете мне наводить порядок?
Как вообще можно отмыть пролитые чернила?
Вопрос с подвохом.
Потому что ответ на него: никак.
Позволь, я расскажу тебе кое-что о чернилах. Они не исчезают. Я вот о чём: ты, конечно, можешь вымыть руки и смыть чернила. Тебе даже покажется, будто всё оттёрлось. Но затем ты всё равно обнаружишь маленькое пятнышко. Думаешь, его просто не заметили? Возможно. Но на самом деле это не так. Потом ты ждёшь, когда слои кожи обновятся, а испачканная чёрными пятнами кожа отшелушится и упадёт на пол. Чернила исчезли. Или же нет? Тебе кажется, что да – однако позже ты находишь новые пятна. Где-нибудь ещё. И их становится больше.
И ещё больше.
Чернила никогда не исчезают.
Они всегда поблизости – словно прячутся и ждут, когда смогут показать себя. Чернила всегда рядом, чтобы напомнить: им никогда не исчезнуть.
Поначалу это не так плохо. Ты привыкаешь видеть их с внутренней стороны указательного пальца. Может быть, они даже кажутся тебе другом. Или отметкой, которой нужно гордиться. Именно так чернила заманивают тебя.
Но потом они начинают распускаться и проникать глубже. Чернила просачиваются и тонут. Они заливают и поглощают.
Они живые.
Они повсюду.
Они внутри меня. Эти пятна дышат за меня. Я чувствую, как они хлюпают в лёгких.
Я чувствую их у себя в голове.
Я и есть чернила.
4
– Бадди?
К этому моменту я уже, наверное, в течение часа гонял чернила по полу старой шваброй, которую обнаружил в подсобке. До этого я убрал битое стекло, бутылочки с чернилами и выбросил испорченные нотные листы. До сего момента мне казалось, что я достиг каких-то успехов. Но не теперь. Сейчас я разбирался с чернилами, которые просто перетекали с места на место, но не исчезали.
Я повернулся.
– О, привет.
Это была девушка из сценарного отдела. Та самая, которую я видел раньше.
Это была Дот.
Она пришла мне на выручку.
– Что ты делаешь? – спросила она таким тоном, будто считала меня сумасшедшим.