Дело было в четверг; сами-то они потеряли счет дням, хотя, впрочем, это их не волновало, но, когда они пили на кухне кофе, сиделка сказала, что сегодня четверг, и сеньор Ботто вспомнил про специальный выпуск новостей, а донья Луиса — про то, что звонила ее сестра из Росарио и что она приезжает то ли в четверг, то ли в пятницу. У Лауро наверняка уже начались экзамены, он ушел в восемь утра, не попрощавшись, а в записке, оставленной в гостиной, говорилось: дескать, придет ли он к ужину — неизвестно, но на всякий случай ждать его не стоит.
К ужину Лауро не пришел, сиделке в кои-то веки удалось убедить донью Луису пойти спать пораньше; после телевикторины сеньор Ботто выглянул из окна гостиной на улицу: с Пласа-Ирланда доносились пулеметные очереди, потом вдруг воцарилась тишина, такая мертвая, что ему стало не по себе, даже патрульных не видно, лучше отправиться на боковую; женщина, ответившая на все вопросы викторины, просто феномен, как она разбирается в древней истории, словно жила в эпоху Юлия Цезаря; образованность и эрудиция в конечном итоге приносят больший доход, чем работа аукциониста.
Никто не подозревал, что дверь так ни разу и не откроется за всю ночь, что Лауро так и не вернется; утром они решили, что он еще отдыхает после экзамена или же занимается спозаранку, до завтрака, и только в десять сообразили, что Лауро дома нет. «Не стоит волноваться, — сказал сеньор Ботто, — наверно, они с друзьями решили отпраздновать сдачу экзамена и он остался там ночевать». Донье Луисе пора было помогать сиделке мыть и переодевать Мечу; теплая вода, одеколон, ватки и простыни, уже полдень, а Лауро все нет как нет, но это странно, Эдуардо, почему он даже не позвонил, он никогда в жизни так себя не вел, помнишь, когда они отмечали конец учебного года, он позвонил в девять, боялся, что мы встревожимся, а ведь он был тогда моложе. «Мальчик, должно быть, слегка не в себе из-за экзаменов, — сказал сеньор Ботто, — вот увидишь, он сейчас придет, он же всегда приходит где-то около часу, прямо перед выпуском новостей». Но и в час Лауро не явился, он пропустил и спортивные новости, и экстренное сообщение о новой подрывной акции, провалившейся благодаря оперативному вмешательству сил охраны порядка, в остальном же все по-прежнему — жара постепенно идет на убыль, в горных районах дожди.
Уже давно пробило семь, сиделка пошла к донье Луисе, без передышки обзванивавшей всех знакомых, сеньор Ботто ждал звонка приятеля, служившего инспектором полиции, может, ему удастся что-нибудь выяснить; сеньор Ботто поминутно просил донью Луису освободить телефон, но она листала записную книжку и продолжала названивать: кто знает, может быть, Лауро остался у дяди Фернандо или пошел прямо на факультет сдавать еще один экзамен. «Пожалуйста, оставь телефон в покое, — взмолился сеньор Ботто, — как ты не понимаешь, мальчик, может, как раз сейчас звонит, а у нас все время занято, а ведь из автомата особенно не раззвонишься — одни сломаны, а в другие — огромные очереди». Сиделка настойчиво подзывала донью Луису, и та наконец отправилась посмотреть, в чем дело; Меча неожиданно начала качать головой, медленно, из стороны в сторону, надо было убрать ей волосы, спадавшие на лоб. Срочно, срочно сообщить доктору Раймонди, в конце дня его трудно застать, но в девять позвонила его жена и сказала, что он сейчас придет. «Пройти ему будет нелегко, — откликнулась сиделка, вернувшаяся из аптеки с упаковкой ампул для уколов, — Бог знает почему весь район оцеплен, слышите сирены?» Немного отойдя от Мечи, которая продолжала мотать головой, словно неторопливо, упорно отказываясь от чего-то, донья Луиса позвала сеньора Ботто; нет, никто ничего не знает, мальчика, наверное, сюда не пропустили, но Раймонди пропустят, врача должны пропустить.
— Нет, Эдуардо, нет, наверняка с мальчиком что-то случилось, не может быть, чтобы Лауро держал нас в таком неведении, он всегда…
— Посмотри, Луиса, — сказал сеньор Ботто, — она шевелит рукой, видишь, в первый раз она шевелит не только пальцами, но и всей рукой, Луиса, может…
— Но ей еще хуже, чем раньше, Эдуардо, неужели ты не понимаешь, у нее все те же видения, она как бы отбивается от… Сделайте что-нибудь. Роса, не оставляйте ее так, я пойду позвоню Ромеро, может, им удалось что-нибудь выяснить, их дочка училась с Лауро, пожалуйста, сделайте ей укол. Роса, я сейчас вернусь, а вообще-то позвони сам, Эдуардо, спроси их, ну скорее, скорее.
Зайдя в гостиную, сеньор Ботто начал было набирать номер, но потом остановился и повесил трубку. Вдруг Лауро как раз сейчас… да и что могут знать Ромеро, лучше подождать еще чуть-чуть. Раймонди не приходил, очевидно, его задержали на углу улицы, он там сейчас объясняется; Роса отказалась сделать Мече еще один укол, это очень сильный препарат, лучше подождать прихода доктора. Донья Луиса, которая склонилась над Мечей и пыталась убрать ей волосы, лезшие в невидящие, а потому и ненужные глаза, вдруг пошатнулась; Роса едва успела подставить ей стул, и донья Луиса упала на него, как куль. С Гаоны несся нарастающий рев сирен, и внезапно Меча подняла веки; глаза, затянутые пеленой, которая образовалась за дни болезни, неподвижно уставились в побеленный потолок, потом медленно опустились и уперлись в лицо кричавшей, хватавшейся за сердце и не перестававшей кричать донье Луисе. Роса старалась удержать ее и в отчаянии звала сеньора Ботто, который наконец пришел и замер в ногах постели дочери, застыл, глядя на Мечу, неотрывно следя за ее взглядом, медленно переходившим от доньи Луисы к сеньору Ботто, от сиделки — к побеленному потолку; руки, не спеша поднимавшиеся вверх, ползущие вдоль тела, чтобы сомкнуться над головой; тело, сведенное судорогой, — ведь до слуха Мечи, должно быть, дошло многоголосье сирен, удары в дверь, от которых сотрясался весь дом, крики команд и треск дерева, разлетевшегося в щепки от пулеметной очереди, вопли доньи Луисы, грохот сапог и толчея в дверях — все как бы кстати для того, чтобы Меча могла проснуться, все как нельзя кстати, чтобы кошмар кончился и Меча смогла наконец вернуться к действительности, к прекрасной жизни.