— Зря стараешься. Тебе всегда будет страшно рядом со мной или рядом с Вестой. Всегда. На то мы и Кошмары, чтобы внушать страх.
— Большей нелепицы я не слышала, — ворчит Маргарита, продолжая дрожащей рукой обрабатывать рану.
— Вообще-то я давно должна была принести ловцы снов. И проверить участок на наличие трупов.
Маргарита сдержанно кивает. Все ее мечтания о том, как она обнимет дочь, как прижмет ее к себе, как будет шептать ей, что никогда больше не отпустит, обратились в прах. Потому что это была вроде и Аня, а вроде и нет. Эта девушка посерела кожей и обкромсала волосы, больше не болтала без умолку, обросла шрамами, говорила хрипло и сурово.
Аня уходит. Маргарита смотрит на койку, где спит Веста. Эта без шрамов и если не брать в расчет кровавых пятен на лице и одежде, выглядит вполне обычной.
В машине Крысюк от волнения погрыз сиденья, выпустил из них обивку, сожрал запас бутербродов и поцарапал стекло изнутри. Он радостно пищит, когда видит Аню. Кошмар гладит его по голове и просит подождать в машине еще немного. На этот раз Крысюка предупредили, что за ним вернуться, поэтому он успокаивается.
Аня приносит всем девушкам Благородного дома рюкзак с ловцами. Говорит каждой выбрать по одному, а оставшееся закинуть обратно. Конни замечает, что ловцы прекрасны. Аня не признается, что их делали они с Вестой, потому что не хочет еще больше отпугнуть Дев.
Кошмар возвращается в медкабинет. Маргарита все еще там.
— Мы уезжаем, — сообщает Аня.
— Уже? А как же она? — Маргарита кивает на Весту.
— Отнесу в машину, и все.
— Никуда меня нести не надо, — страдальческим голосом произносит Веста. Она садится в постели и вид у нее крайне недовольный жизнью, что бывало редко. — И я хотела бы принять душ. И поесть нормально. Еще нужно взять еды для нашего сыночка. Почему ты думаешь только о себе, подлая душонка? Раз затащила в это поганое место, так хоть дай компенсацию.
— Редко ты бываешь такой, — произносит Аня, протягивая стакан с водой, который и так стоял рядом на тумбочке. Веста высушивает его целиком, затем хватает подол футболки Ани и тычется ей лицом в живот.
— Ты видела, как они на меня смотрели?
— Сама виновата. И тебя не поймешь, то хочешь, чтобы тебя боялись, то не хочешь. Определись, Веста.
Веста отлипает от футболки. И ворчит, что все-таки настаивает на душе и еде для сыночка.
***
Это не было похоже на воссоединение. Кошмаров скорее терпели, чем радушно принимали. Девы не могли на них смотреть, тетушка Петунья, подавала ужин дрожащими руками, а Маргарита так и не вышла из медкабинета.
Веста и Аня приняли душ, заодно Веста-Славена притащила Крысюка и помыла его. Крысюка Девы тоже не приняли с восторгом, но он скорее был им неприятен, чем пугал. Малыш же просто ходил по пятам, то за одним, то за другим Кошмаром. Им дали с собой еды. Тетушка Петунья сдержано поблагодарила Аню за все то, что она делала для дома все эти годы. Аня ответила, что продолжит им помогать.
Маргарита сидела в медкабинете, тупо смотря в стену. Она действительно не смогла заставить себя обнять дочь. «Надо бы ее хотя бы проводить», — уговаривала она себя. Но что-то мешало. Будто там, в столовой, сейчас был чужой человек. «Это же твоя дочь, ну!», — Маргарита ударила себя по щеке. Ей нужно было собраться. За пять лет материнский инстинкт поутих. Но даже если она сама могла пережить эту встречу вот так, что-то ей подсказывало, что Аня ей этого никогда не простит.
Кошмары покончили с ужином. Веста снова была весела, что-то щебетала окружающим с приторно-милой улыбкой, от которой у Дев бежали мурашки. Аня смотрела на девушек своего дома, видела знакомые лица, но больше не чувствовала себя в семье. «Должно было быть не так», — думала она про себя. Аня больше не считала себя одной из Дев, и чувствовала их страх перед ней. Она вдруг вспомнила, что бежала из этого места, потому что была заперта. Да, ее любили, и она любила, но они все тут, как диковинные зверьки в заповеднике. От этого сравнения ей стало совсем худо. Крысюк, чувствуя состояние Кошмара, вскарабкался ей на коленки и ткнулся мордочкой в плечо.
Маргарита так и не вышла их проводить. Кошмары сели в фургон. Они больше не хотели оставаться в обществе, ставшим им таким чужим. Аня все еще хотела убить Создателя, потому что какой-то частью своей изодранной души понимала, что в Благородном доме действительно осталась частичка ее человечности.
Но она там теперь чужая. Она и раньше понимала это. Но теперь окончательно убедилась, что ее дом — это фургон, Веста-Славена с сигаретой во рту, музыка из колонок и даже Крысюк, мирно сопящей на коленях одного из Кошмаров. Только сейчас Аня поняла, что дом не там, где ты родился и вырос, а там, где тебе хорошо и где есть кто-то, кто примет тебя со всеми твоими недостатками. Аня ведь пыталась быть хорошей, пыталась себя убедить, что жизнь Кошмара ей не нравится. Но это никому было не нужно. Потому что Девы всегда будут видеть монстра, а Весте плевать на то, плохая Аня или хорошая.
Фургон загудел. Крысюк, чистенький и наевшийся, с довольной моськой лежал на коленях Весты. В окно со стороны водителя, Ани, постучались.
— Я хотела кое-что сказать, — произнесла Маргарита, дрожащим голосом. — Прости, что не смогла обнять тебя. Прости, что не смогла, как раньше, быть твоей мамой. Но я хочу сказать, что рада, что ты жива. Тебе не обязательно присылать нам деньги.
«И приезжать тоже», — закончила про себя Аня.
— Поменяйте дом, — ответила она, — тут вас теперь легко найти. Прощай.
Аня закрыла окно и вдавила педаль газа в пол. Фургон сорвался с места, оставив Маргариту смотреть им вслед. Она не могла понять свои чувства и почему так внезапно охладела к дочери. Пять лет ожидания, чтобы наконец понять — Аня стала Кошмаром и больше ей мать не нужна. А у самой Маргариты на воспитании и так находилось шесть девочек.
В фургоне Веста поставила кассету с поп музыкой и подпевала песням. Она курила и выдыхала дым в лицо Ани, порой сопровождая это легким поцелуем в уголок губ. Ее вдруг потянуло на нежности. Аню это раздражало.
— Ты видела мою мать, — сказала она, — когда я увижу твою?
Они не трогали прошлое друг друга обычно. Но сегодня границы были нарушены.
— Не увидишь, — радостно крикнула Веста, перекрывая голосом музыку. Затем она открыла окно, выдохнула дым и счастливым голосом пояснила: — как только я стала Кошмаром, то первым делом явилась домой. И убила своих родителей.
С томной улыбкой она повернулась к Ане и положила голову ей на плечо, от чего фургон слегка занесло.
— Они прятали меня в подвале, — продолжила Веста, — и продали, когда устали прятать. А твоя мать, кстати, ничего.
Аня смотрела на дорогу. Крысюк, зевая, полез за сиденья, надеясь спокойно поспать.
— Что мы с ним будем делать? — спросила Аня, не желая комментировать историю Весты. Ей это было не нужно, потому что жалость она не выносила.
— С сыночком?
— Да.
— Он тебе мешает, что ли? Пусть живет, вырастим из него интеллигентного Крысоголового.
Они ехали по пустынной дороге. Солнце жарило, кондиционер работал на всю. Из динамиков лилась приятная музыка, Крысюк дремал за сиденьями, Веста потягивала газировку из банки.
Кошмары, которые были нужны только друг другу. А от того свободные.
— Новый заказ, — оповестила Веста.
— Сначала избавимся от Создателя.
Веста-Славена довольно кивнула. Она взяла руку своего любимого Кошмара и сжала ладонь. Аня попыталась вырваться, ворча, что ей надо рулить.
— И одной порулишь, — Веста поудобнее устроилась на сиденье, намериваясь поспать. Руку Ани она прижала к щеке.
Солнце село. Крысюк переполз на колени Ани. И она улыбнулась. По-настоящему.