Эдвард отвел взгляд, уставился на пергамент.
– Мне нравится, Эдвард. А нарисуй меня… вот такой? Пожалуйста.
Не ответив ни слова, Эдвард краешком глаза выглянул из-за пергамента, не спеша, без нажима, принялся рисовать. Но вот уголь в его руке замелькал быстрее, едва ли не с лихорадочной быстротой, устремленный на Абиту взгляд мужа ожил, дыхание участилось, и сердце Абиты тоже застучало куда быстрее.
– Эдвард, похоже, читать я больше не в настроении.
Отложив книгу, она вынула из рук мужа пергамент и карандаш, отложила в сторонку и их, и поцеловала Эдварда в губы.
Казалось, Эдвард на миг растерялся, не зная, что делать, но тут же страстно ответил на поцелуй. Языки их встретились, ладони Эдварда легли на грудь, скользнули к бедрам.
Любя друг друга во мраке, под треск огня в очаге, ни Абита, ни Эдвард даже не заметили пауков – многих дюжин пауков самой разной величины, разом вылезших из укрытий, засеменивших по полу, по потолку. Не заметили они и трех небольших теней, замерших в дальнем углу комнаты, парящих над полом, в ожидании глядя на них.
– Нет, папа, твою ферму я сохраню, – шептал Уоллес, шагая по ступеням, ведущим к роскошному парадному крыльцу особняка лорда Мэнсфилда. – Клянусь тебе, сохраню.
Трижды ударив в дверь увесистым бронзовым молотком, он принялся ждать.
При виде гостя вышедший на стук дворецкий слегка растерялся.
– Мистер Уильямс, сэр… э-э… сегодня я вас не ожидал.
– Да, но мне нужно увидеться с лордом Мэнсфилдом. По срочному делу.
– Хм-м… позвольте, я справлюсь, готов ли он вас принять. Прошу, входите. Можете присесть здесь, в фойе.
В дом Уоллес вошел, однако садиться не стал, а вместо этого зашагал из угла в угол и мельком заглянул в примыкавшую к фойе гостиную. В стенах особняка лорда Мэнсфилда он оказался впервые и от души восхищался бронзовыми дверными ручками, канделябрами, прекрасными живописными полотнами, узорчатыми коврами, изысканной мебелью. Лорд Мэнсфилд тоже был пуританином, однако даже среди пуритан богатство и положение в обществе приносили их обладателям немалые привилегии. Некоторые вовсе считали, что богатство свидетельствует о благоволении Господа, а посему его не только можно, но и до́лжно выставлять напоказ.
– Уоллес… сэр, – окликнул его дворецкий, – лорд Мэнсфилд примет вас в кабинете. Прошу, ступайте со мной.
Проводив Уоллеса до конца коридора, дворецкий распахнул перед ним одну из дверей.
– Можете войти.
Переступив порог, Уоллес увидел перед собой трех человек в элегантных покойных креслах. Все трое дымили трубками так, что от дыма в кабинете было не продохнуть. Ноздри защекотал аромат табака. Собравшиеся оживленно беседовали, и потому Уоллесу оставалось только стоять да ждать. Наконец лорд Мэнсфилд поднял на него взгляд.
– А, Уоллес! Входи, входи. С мировым судьей Уотсоном ты, если не ошибаюсь, знаком?
Невысокий, пухленький человек средних лет, в напудренном парике, разодетый с иголочки, оглянулся на дверь и кивнул Уоллесу.
– Действительно, встречаться нам доводилось, – кивнув в ответ, подтвердил Уоллес.
– А это его помощник, капитан Джон Мур.
Суровый на вид, темноглазый, с ног до головы в черном, капитан смерил Уоллеса испытующим взглядом. Из-за его широкого кожаного пояса торчала рукоять кремневого пистолета, а рядом, прислоненная к подлокотнику кресла, стояла шпага в ножнах.
– Не имел удовольствия.
– Капитан, это Уоллес Уильямс. У нас с ним кое-какие совместные дела. Уоллес – сын Натаниэля Уильямса. Того самого Натаниэля Уильямса, одного из основателей Саттона.
– Ну, кто такой Натаниэль Уильямс, мне напоминать ни к чему, – сказал Мур, поднимаясь и протягивая Уоллесу руку. – Искренне рад знакомству. Я бился плечом к плечу с вашим отцом, когда был совсем еще молод.
Оба обменялись рукопожатием.
– Да, – подтвердил лорд Мэнсфилд, – если бы не отец Уоллеса, как знать, удалось бы мне сохранить при себе вот этот прелестный скальп? Ведь это он, Натаниэль, подставил мне плечо в тот день, при Ферри-Пойнт, когда я получил стрелу в бедро, вот сюда! Вместе мы кое-как доковыляли до форта Сэйбрук, а эти растреклятые краснокожие дикари не оставляли нас в покое всю дорогу. Твой отец, Уоллес, был замечательным, на редкость замечательным человеком.
– Благодарю вас, сэр. Услышать такое от вас дорого стоит. Вы же понимаете, что он для меня значил.
– Верно, верно, всем нам весьма его не хватает. Ну, а теперь говори, с чем пожаловал? Судя по выражению лица, новости – так себе?