Подойдя ближе, Люк с Чарльзом вытянули вперед руки с фонарями. Посредине отнорка темнел провал футов шести в ширину. На краю ямы Уоллес заметил топор. Еще раз проверив, надежно ли держится веревка, он двинулся дальше. Вскоре все трое склонились над ямой, заглянули вниз, и Уоллеса вновь охватила нешуточная тревога: казалось, оттуда, из глубины, на него смотрит сама темнота.
Сзади послышался шорох шагов. Обернувшись, Уоллес увидел за спиной Чарльза Абиту. Устремленный в яму, взгляд ее был полон ужаса.
– Вы его видите? – негромко, с отчаянием в голосе спросила она. – Хоть что-нибудь видите?
– Уйди отсюда немедля, – велел Уоллес, заранее зная, что только зря сотрясает воздух.
– Гляньте-ка, – заговорил Чарльз, кивнув вбок. – Не Эдвардов?
У стены подземелья валялся сапог.
Абита придвинулась ближе. Чарльз ухватил ее за плечо, не подпуская слишком близко к яме.
– Эдвард! – закричала Абита.
Темная яма откликнулась на ее крик гулким эхом.
Присев на корточки, Люк поднял над ямой фонарь, сощурился.
– А вот еще… что это?
На каменном выступе, торчащем из стенки ямы чуть ниже края, поблескивало что-то белое. Уоллес, встав на колени, пригляделся внимательнее…
«О Господи, – подумал он. – Зуб. Человеческий зуб».
Абита протяжно застонала.
– О нет, Эдвард… нет, – забормотала она, опустившись на колени рядом с Уоллесом.
Теперь все трое взирали на яму, точно на свежую могилу.
– Кому-то придется спуститься, – сказала Абита.
Уоллес швырнул в яму камешек. Все пятеро замерли, прислушались к стуку камешка о стенки ямы. «Тик-так, тик-так, тик-так»… звук не смолкал – разве что становился все тише и тише. Собравшиеся вокруг ямы переглянулись. Что это значит, понимал каждый, однако Абита не унималась.
– Нельзя же там его оставлять! Что, если он еще жив?
– Слишком уж высоко… слишком опасно, – ответил Уоллес.
Спуститься вниз его не заставило бы ничто на земле. Всем своим существом он чувствовал: там, на дне ямы, таится, ждет нечто злое, нечистое… однако об этом Уоллес, конечно же, почел за лучшее промолчать.
– Спускаться туда – только жизнями попусту рисковать, – добавил он.
– Ладно. Вы не желаете – спущусь сама.
– Абита, – мягко заметил Чарльз, – никто туда, вниз, не полезет. Нету на свете веревок такой длины.
– Может, он не на дне, а на каком-нибудь выступе?
– Абита, прошу тебя, – заговорил Чарльз, тоже подняв фонарь над ямой. – Посмотри вниз. Как следует посмотри.
С этим он, на всякий случай, крепко взял Абиту за руку, и та, перегнувшись через край ямы, принялась пристально вглядываться в темноту. На лице ее отразилось отчаяние.
– Эдвард! – еще раз позвала она.
Мало-помалу эхо имени ее мужа стихло, сгинуло в глубине. Все снова замерли, напрягли слух, ожидая, не раздастся ли снизу стон, крик, хрип, хоть какой-нибудь отклик, но тишину нарушало только их собственное дыхание.
Взглянув на Абиту, не сводившую глаз с зуба на камне, Уоллес понял: она знает, как обстоят дела. Знает: упав с такой высоты, в живых не остаться.
Вереница саттонцев молча, неторопливо тянулась по раскисшей тропе к общинному кладбищу. Возглавляла процессию троица проповедников, за ними следовали несшие гроб, далее шли прочие саттонские мужчины, супруги их преподобий, самые уважаемые из женщин, и только потом, перед детишками – она, Абита. Привилегий, не полагающихся по положению в общине, не принесло ей даже вдовство.
Кладбище располагалось сразу же за стенами деревни. Едва процессия поднялась на гребень холма, навстречу подул сильный северный ветер. Казалось, небо вот-вот разразится грозой. Придерживая чепцы и шляпы, жители Саттона ускорили шаг, спеша покончить с похоронами до начала дождя.
Вскоре они подошли к памятнику, небольшому надгробному камню, лишенному каких-либо украшений, кроме надписи «Эдвард Уильямс», высеченной на лицевой стороне: украшать надгробья чем-то особенным среди пуритан, считавших, что перед Господом все равны, запрещалось.
Преподобный Картер занял место рядом с надгробным камнем, а прихожане окружили кольцом свежевырытую могилу. Над могилой пахло сырой землей.
Несшие гроб – Уоллес, Чарльз, Джон и Исаак – вышли вперед, к могиле, сняли с плеч простой сосновый ящик. Опущенный наземь, небольшой гроб отозвался неожиданно гулким стуком: внутри не было ничего, кроме одежды Эдварда, найденной в пещере шляпы да зуба, завернутого в лоскут белого полотна (зуб уложили в гроб по настоянию Абиты).
В могилу гроб опустили без единого слова. Ни траурной речи, ни песен, ни гимнов, ни прощальных речей родных, ни проповеди, ни даже молитвы – никаких церемоний, поскольку пуритане ни в чем не желали походить на папистов. Какую обиду Господь мог отыскать в прощальной молитве? Об этом Абите оставалось только гадать.