Усмешка с лица Уоллеса разом исчезла.
– Присядь-ка, Эдвард, – сказал он, залпом опорожнив кружку. – Абита, Эдварду тоже кружку подай.
Эдвард подсел к столу. Абита принесла ему кружку и налила медовухи.
– И мне еще малость плесни, – постучав по своей кружке, велел Уоллес.
Абита взглянула на Эдварда, а когда Эдвард кивнул, вылила в кружку Уоллеса последние капли – едва хватило, чтоб дно прикрыть.
Скрыть разочарование Уоллес даже не пробовал.
– Больше нет, – отрезала Абита. – Эта последняя.
– Да-да, куда ни глянь, всем сейчас нелегко, – вздохнул Уоллес и призадумался, собираясь с мыслями. – Эдвард, похоже, мы с тобой здорово влипли.
– Вот как?
Уоллес откашлялся.
– Я с табаком старался, как мог… это известно всем, так?
– Над погодой властен только Господь, – сказал Эдвард.
– Это уж точно. Точней не бывает, – продолжил Уоллес. – Сам знаешь, я ничего не жалел, ни в чем не скупился… пустился на жуткие хлопоты и расходы, чтоб раздобыть приличный сорт, тот самый новый, душистый лист, суливший такие надежды. Все сделал верно. Но – да, ты совершенно прав, дождь вызвать мне не по силам. На это… способен только Господь.
«А, так теперь у тебя погода во всем виновата? – подумала Абита, едва сдержавшись, чтобы не хмыкнуть. – Погода тебя, значит, заставила табак сеять, хотя куча народу предупреждала: в саттонской почве табак не уродится. Но разве ты, Уоллес, хоть кого-то послушал? Нет, ты же у нас самый умный! Умнее всех».
Уоллес на время умолк. Лицо его исказилось, будто он заново переживает какой-то кошмар.
– Ладно. Я здесь не для того, чтоб заново все повторять. Посевы погибли, и затея наша не удалась. Что сделано, не воротишь. Сейчас речь о положении нашей семьи. Я за табак взялся ради всех нас. И ради тебя, и ради Абиты. Как тебе известно, я рассчитывал взять тебя в дело… увеличить посевы за счет твоего участка. Почтить память отца и все, что он сделал для нас, создав фамильное предприятие.
С этим он воззрился на Эдварда, едва ли не требуя согласия.
Эдвард кивнул.
– Что ж, похоже, эта затея завела нас в тупик, – сказал Уоллес и снова на время умолк. – Похоже… похоже, придется нам как-то долги гасить.
– Долги? Но… я думал, вы с лордом Мэнсфилдом сговорились о партнерстве?
– Да… вроде как. Но… э-э… себестоимость начала расти, как на дрожжах, и он потребовал кое-что в залог.
– Твою ферму? Уоллес… ты ведь не согласился?!
Уоллес уставился в опустевшую кружку.
– Нет… нет, на это я не пошел. Рисковать фермой отца я ни за что бы не стал.
Эдвард вздохнул с облегчением.
– В залог этот участок пошел.
Эдвард вздрогнул, выпрямил спину.
– Этот участок? То есть, моя ферма? Вот эта самая?
Уоллес медленно, тяжеловесно кивнул.
Абите, хочешь не хочешь, пришлось опереться на буфет.
– Это… это что же ты такое несешь?
Уоллес ожег ее гневным взглядом.
– Женщина… не суй носа, куда не след.
Абита прикусила язык. Слишком уж хорошо она знала: женщинам вмешиваться в дела торговые настрого запрещено, таков закон.
– Уоллес, – заговорил Эдвард, – пожалуйста, объяснись. Я тебя не понимаю.
Уоллес злобно нахмурился, побагровел с лица.
– Как тут еще ясней выразиться? Я отдал это хозяйство в залог. Ссуду под него взял. Прости, но не ожидал я, что дело вправду так обернется.
– Но… какое ты имел право? Это моя земля.
– Брат, все не так просто, и ты прекрасно об этом знаешь.
– Что значит «все не так просто»? У нас… у нас ведь уговор. Я все платежи вносил вовремя. Остался всего сезон. Одно лето.
– Так я и не говорю, что это справедливо. То, что стряслось с табаком, по отношению к нам тоже несправедливо. Думаешь, мне все это по душе? Я просто стараюсь со всеми по справедливости обойтись, насколько получится. Не только с тобой – со всеми нами.
«Когда это ты, Уоллес, успел таким справедливым стать? – захотелось спросить Абите. – А справедливо ли было наследовать обе фермы только потому, что ты – старший из сыновей, а после вынуждать Эдварда выкупить у тебя эти жалкие акры в самой глуши? И цену назначить такую, что нам – хоть побираться иди? Пятьдесят бушелей кукурузы в сезон. Пятьдесят! Самое меньшее, вдвое, если не втрое дороже настоящей цены. Это, по-твоему, справедливо?»
– Однако послушай, – продолжил Уоллес. – Выслушай до конца. Все не так скверно, как ты мог подумать. Я с лордом Мэнсфилдом кое о чем договорился.
– О чем же?
– Ты можешь остаться здесь. К чему тебе уезжать? Только платить будешь не мне, а Мэнсфилду.
– Стало быть, последний платеж ему причитается?