- Что ты причитаешь, - попытался я одернуть Шуру, - кого же после шампанского не тошнит?
Всех тошнит. И старых и малых. Все знают - на что идут. Ты давай соберись. Прояви мужество.
Шура был не виноват - возможно, шампанское было из «паленого» спирта. А с ним шутки плохи. Один мой приятель - Сержик Соколов - все бегал по сомнительным ларькам, покупал »паленый» спирт - тещу подпаивал. Он, дурень, надеялся, что теща ослепнет, и тогда жизнь наладится. Теща не ослепла, а вот у него ногу парализовало. Теперь машину водить не может.
Возле моста из тумана вылепилась могучая фигура полицейского. Он молча указал нам свернуть налево, к набережной. Мы свернули, стояли и ждали.
Из тумана аккуратно вынырнула темная машина, за ней вторая, третья... Они выныривали из тумана и плавно ныряли обратно в туман. Тишина стояла полнейшая. Это была Власть.
Мы стояли спокойно - мы никак не соприкасались с Властью. Ей было не до нас, а нам не до нее. Мы не наступали друг другу «на мозоли» - обе стороны знали и выполняли «правила игры».
- Я что подумал, - сказал Шура, когда мы шли по мосту, - я вот, когда о своем деде рассказываю, говорю: «Он жил при Брежневе», о прадеде могу сказать: «жил при Сталине», мои внуки, стало быть, скажут обо мне: «жил при таком-то». И это все, чем я войду в историю? Почему именно так?
- Просто на любом товаре должна быть этикетка. Нынче «этикетка» такая.
- Кто же меняет «этикетки»?
- Вероятно, Вкус Времени.
Меня беспокоило, что Якушев не берет трубку, что на улицах народу мало, а машин и вовсе не видать. И беспокоил туман от реки - он был угрюмый, равнодушный, наделенный страшной силой - он продолжал методично, квартал за кварталом, прятать и заглушать улицы, и прозрачней не становился.
Площадь перед офисным центром была пуста. Мы вошли через вращающиеся стеклянные двери и подошли к стойке охраны. Охранник, усатый мужчина лет сорока, с лицом суворовского гренадера, осторожно разглядывая нас, спросил:
- Вы к кому?
Я не успел рта открыть, как Шура, идиот проклятый, со строгой болью глядя в глаза охраннику, резко произнес:
- Волкова на месте? Мы - хирурги с Урала. И вот еще что: на каком этаже тут мужской сортир?
Маска хирурга намертво прилипла к его лицу. Охранник отстегнул кобуру с пистолетом и сказал:
- Верно люди предупреждали - в Братске по ночам и то спокойнее.
И он пошел к выходу.
Прочитав таблички, мы поднялись на нужный этаж. Люди, работающие в офисах, сидели, склонившись над компьютерами, и на нас не смотрели. Мы подошли к нужному кабинету. Девушка секретарша с вытаращенными глазами молча потыкала большим пальцем в сторону двери. Мы вошли. Красивая дама, хозяйка кабинета, смотрела на нас с невыразимой тоской. Казалось, она вот-вот расплачется.
- Меня предупреждали, что лучше уехать, - сказала она, - но я подумала, что мой бизнес вас вряд ли заинтересует. Значит, и я «попала под раздачу».
Она подошла к столу, взяла листок бумаги и протянула его Шуре.
- Вот, здесь коды доступа к моим швейцарским счетам. Больше ничего нет.
Шура передал мне листок. Он откашлялся и выдал отрепетированное:
- Алла Моисеевна, как представители холдинга «Экоребус», мы хотим заключить с вами договор о намерениях. Подтверждение наших полномочий вы найдете у себя в почте.
- Я оставлю вас на минутку, - сказал я и вышел в приемную.
- Можно воспользоваться вашим компьютером? - спросил я секретаршу со все так же вытаращенными глазами, - буквально, пара минут.
Через полчаса мы уже покупали билеты на поезд.
- Алла Моисеевна - чудесная женщина, - комментировал успешное начало «операции» Шура, - подписала все не глядя. Треть дела сделано.
Провожать нас пришел Женька Горвиц.
- Хорошо, что вы уезжаете, ребята, - сказал он нам, когда мы стояли на перроне, - у нас тут полная хрень творится. С ночи из Москвы свалили все ОПС, потом потянулся крупный бизнес. Из служащих в Москве остались только полиция и врачи. Вы то, хоть, не «накосячили» здесь? А то стыда не оберешься.
- Все было согласно этикету, - заверили мы Женьку, - мы не хамили.
Поезд тихо шел по Москве, полностью утонувшей в тумане. Я лежал и думал: «Хороший город - Москва. Одно жаль, он остается вечно молодым, а мы-то с Шурой обязательно постареем. И если когда-нибудь нам взбредет в голову вернуться, узнает ли нас этот город, примет ли. Скорее всего - нет. Все равно, я благодарен ему за все».
Я посмотрел на Шуру - он клевал носом, сидя у окна. Поезд, набирая ход, выныривал из тумана и нес нас к Петербургу. А пока можно было поспать. Что я и сделал.