губами значительно смотрел мне в глаза. На его левой руке был одет большущий рулон, видимо, выпускаемый по спецзаказу, полотенец. Правая рука с широкой, как совковая лопата, ладонью была протянута ко мне и сомненью места не оставляла. «Сколько же давать?» - растеряно думал я. Я представил, что сыплю на эту ладонь нищенскую мелочь, и тогда плотные офицерские губы разжимаются, и я слышу суровое: »Молодой человек, Что за безобразное поведение? Кто были ваши учителя? Разве вы не знаете, что в России давать «по-маленькому» - это унижать честь и достоинство вашего визави?»
Я полез в карман, нащупал купюру и, надеясь, что это не «десятка», положил ее на ладонь.
Купюра была с достоинством принята, и я облегченно понял, что попал в правила этикета.
- А разварную говядину с молодой картошечкой? - продолжал напоминать Шура.
- Да найдешь ли теперь в Москве разварную говядину? У них там, слыхать, санкции. Оскудели, поди-ка, все. Закажешь говядинки, а тебе корову столетнюю притащат.
Воспоминания о разварной говядине были приятными. Отведали мы ее в старинном московском ресторане. Мы тогда выбирали, что бы заказать, и тут официант, склонившись к моему уху, доверительно шепнул: « Михал Михалыч сегодня разварную говядину приготовлял, лично». Не совсем понимая, что делают голодные посетители в таком случае, но угадывая, мы заказали две порции. Говядина была хороша. Она не разваливалась на отдельные волокна, жевалась легко, как эстрадная песня, - это была высокая кухня, что и говорить. Когда мы доедали говядину, в зале раздались сначала разрозненные, а потом усиливающиеся, переходящие в овацию, каких и в операх не бывает, аплодисменты. Я вначале подумал, что аплодируют нам. Людям нравится наблюдать за тем, как мы едим. Шура своей манерой напоминает несколько фугу Баха, я же похож на «Турецкий марш» Моцарта. Но мы отлично гармонируем. Привстав, я оглянулся. У дверей кухни стоял невысокий, важный, как кот, человек и со сдержанной гордостью кланялся публике. Это был сам маэстро. Михал Михалыч. Мы присоединились к аплодирующим, а Шура даже встал и крикнул: «Браво!» Если нам когда-нибудь доведется жить в Милане, я знаю, кем он будет в театре «Ла Скало».
Шура был прав. Нам нужно было съездить в Москву. И не только ради говядинки. Убогий наш магазинчик, торгующий разным компьютерным хламом, давно требовал ходового, чтоб возбужденный народ быстро начал отдавать нам лишние деньги, товара. Недавно к Шуре обращался, какой-то шустрячок - боровичок, предлагал партию «прикольной» аппаратуры. Шура выяснил, что товар придет из Москвы, а там этими делами рулит некая Алла Моисеевна Волкова. «Всегда договаривайся только с первым лицом», - так учил нас старый жулик Альберт Карлович. Он делал «бабки» еще при «советах» - мудрый и правильный человек. Надо было ехать и встречаться. Но это Шуре, - директор - то он, а мне что - опять просто болтаться с ним по офисам и складам «за компанию?»
Но Шура на деловые встречи всегда брал меня. У него разговор всегда заклинивало на мелочах - цена, сроки, оплата. Потом мне частенько говорили наши партнеры: «Что это твой товарищ ведет себя по-жлобски, чего он при первой встрече сразу за горло хватает?»
У меня же как-то само собою выходило, поговорить с человеком о горных лыжах, о яхтах,
о грибах. О яхтах, впрочем, я больше знаю со слов Петра Борисовича. Он, кстати, построил себе яхту и ушел в море. Так что и не знаю - жив ли.
- Ладно, съездить можно. Набраться столичного лоска. Но у меня условие - селимся только в центре. Если мест нет, я тут же улетаю обратно. Идет?
- Не вопрос. Пусть поэты по окраинам бродят. Поселимся в центре.
И мы поехали. Мы не взяли с собой ничего, кроме паспортов, Шуриного планшетика и банковской карточки, на которой лежал свеженький кредит под Шурину квартиру - мы решили играть «ва-банк». «Зубные щетки купим в аптеке, - решили мы, - чего надсаживаться?»
Москва была в это лето жаркой, как Турция. Люди шарахались по проспектам без тени и тихо изнывали. Во всех встречаемых взглядах читалось: «Мы-то обречены жить в этом кошмаре, а ты-то чего приперся?» Я плохо переношу жару и тоже стал слабеть, особенно, когда нам отказали в пятой по счету гостинице. Это позор - не иметь номеров эконом класса в центре.
- Придется Женьке Горвицу звонить, - озабоченно сказал Шура. Женька, наш старый друган, работал ведущим хирургом в одной из косметологических клиник столицы - он мог все.
Он даже был уже трижды женат - не то что мы, соплежуи.