- Ждите, сейчас приеду, - сказал он, выслушав про нашу беду.
Солнце пекло немилосердно. Я был готов согласиться на любую конюшню, лишь бы с душем и зло посмотрел на Шуру - он уже начинал немного сутулиться.
Мы встретились на «Кутузовском», недалеко от жуткого металлического истукана - мне кажется, пока москвичи его не спилят, в этом городе не будет покоя.
- Что же вы прилетели, когда у нас тут саммит? Следить надо за политикой, - сказал после приветствий и рукопожатий Женька, - где я вас в центре поселю?
Действительно, не следим за политикой, вот и негде в Москве притулиться.
- Разве в «Шератоне» попробовать? - продолжал Женька, - у меня там главный инженер - клиент. У них был маленький номер. Для персонала.
Он позвонил, поговорил, отойдя в сторону, посмеялся и вернулся к нам.
- Сейчас едете в «Шератон», вас там ждут. Скажете, что вы хирурги с Урала, приехали делать
одну сложную операцию. Всего на сутки. Сделаете и сразу уедете. Если, конечно, спросят.
Больше ничего не говорите и ведите себя деликатно, как врачи. Ты, Шура, когда с женщинами разговаривать будешь, не на коленки им смотри, а в глаза. А ты, Толик, убери это выражение с лица, а то все кажется, что хочешь сказать: «Опять мы с вами в г...но наступили».
- Почему с Урала? - спросил Шура.
- Ну, скажите: из Нью-Йорка.
Мы переглянулись.
- Нет, лучше уж с Урала. Кто в такую глупость поверит, что в Москву из Нью-Йорка врачи прилетели.
В «Шератоне» нас попросили немного подождать. Мы прошлись по громадному, торжественному, как тронный зал, вестибюлю и сели в мягкие, дремотные кресла напротив маленького бара. К нам подошла официантка с внимательным лицом первокурсницы.
- Кофе, пожалуйста, - заказал Шура со сдержанным мужеством в голосе, он вновь обретал уверенность, - и принесите, если найдется, бумажный вариант «Файнэншл Таймс». Мой планшет разрядился.
Я одобрительно кивнул ему. Он держался молодцом и, главное, избегал смотреть на коленки официантки. Ему это трудно.
Кофе и ветхая британская газета были принесены. Шурша листами на все тихое, как церковь, помещение бара, Шура привлекал к нам внимание прочих посетителей.
- Надо же! Медь подорожала! - воскликнул Шура, читая биржевые новости.
Кто-то встал с места и, изогнув шею, стал смотреть в нашу сторону.
Я со стуком поставил кофейную чашку на столик.
- А я тебе говорил, не сдавать сейчас, а немного подождать!
Накануне, от полного безденежья мы сдали в приемный пункт огромную, как колесо «КАМАЗа», катушку медной проволоки.
Я лично притащил эту катушку из демонтируемой лаборатории федерального университета,
когда их ректор на ученом совете объявил, что хватит, дескать, заниматься глупостями, все равно ничего не получается, а результаты всех опытов можно скачать в интернете. Мне тогда позвонил хороший знакомый - Леня Чемезов и сказал: «Возьми что-нибудь на память об «альма-матер», а то профессура голодная каждый день с ножовками по металлу прибегает».
Я с досадой огляделся. За соседним столиком сидел приличный мужчина в костюме и сочувственно кивал мне головой.
- А нефть немного подорожала, - продолжал Шура на все кафе.
- Да, - задумчиво отметил я, - видимо, пришло время избавляться от акций.
Молодой человек, неотрывно смотревший на нас из глубины зала, ударил себя кулаком по лбу и, торопливо говоря с кем-то по телефону, пошел к выходу.
Наконец, нас поселили.
- Ну что, Сашка, сейчас примем душ - и обедать! - жизнерадостно сказал я, когда мы с Шурой ехали в лифте на седьмой этаж. В кабинке лифта с нами ехал улыбающийся гражданин в темных очках, похожий на слепого.
- Сашка любит манную кашку, - ни с того ни с сего произнес он.
- Ты видел? - сказал шепотом Шура, когда мы подходили к номеру, - слепой - это агент ФСБ. Их тут из-за саммита - хоть пруд пруди. Держи ухо востро - кто бы чего ни спрашивал, мы - врачи.
Шура в каждом увечном видит агента ФСБ. По его мнению, эта служба переполнена калеками всех сортов.
Приняв душ, мы спустились в ресторан. Он был полон народу за исключением маленького подиума рядом с пальмами. Там стояло штук десять совершенно пустых столиков.
- Смотри-ка, стесняются люди наверху сидеть, - удивленно заметил Шура, - но мы-то умеем столовыми ножами пользоваться. Нам-то чего стесняться?
Мы заняли столик возле окна и стали ждать официанта. Время тянулось, животы урчали, а официант все не подходил.
- Это «Шератон» или хинкальня придорожная? - злился я, - может, у них «шведский стол»?
Из-за столика, за которым сидело четверо грустных мужчин, - я еще подумал тогда, может, у них поминки товарища, - встал и подошел к нам симпатичный юноша.