- Привет, пропащая душа, - приветствовал меня Пэпс, когда, пройдя темным лабиринтом подвальных комнатушек, я очутился в самом «сердце» мастерской. Это был почти что зал, обставленный дремучей мебелью, с камином и романтично светившей новогодней елкой в углу.
- Не собрался убрать? - кивнул я на елку.
- Не соберусь донарядить, - он мечтательно посмотрел на елку.
- Ты сегодня «при параде», - заметил я. Пэпс был в относительно чистых шароварах и толстовке.
- У меня бьеннале, - важно пояснил он.
- А где же публика?
- Публика любуется моими бессмертными шедеврами дальше, в боскетной.
«Боскетной» у Пэпса называлась комната, имеющая выход в маленький сад с деревянным нужником под яблоней. Вот нужник этот имел полное право именоваться памятником российской архитектуры. Когда-нибудь к нему обязательно прикрутят табличку и будут брать деньги с посетителей.
- Да ты их знаешь - Анна и Ленька Герман.
Но едва он это произнес, они и сами появились в зале.
- Привет, бродяга, какими судьбами? - сказал Ленька, - что, пришел полюбоваться на «евонную» живопись? «Евон» сколько намахал.
И он сладко и иронично улыбнулся. Леню я уважаю, но мы никогда не станем близкими друзьями - он чересчур любит себя. А может, и не это главное. Он очень современен. Да, пожалуй, это важнее. В разговоре он постоянно оценивает окружающий мир и при этом всякий раз использует новые слова, типа, «консумация», «мэм» и так далее. А я за ним запаздываю. Когда же, узнав, что эти его выражения означают, я опять с ним встречаюсь - у него уже новый лексикон. Да и оценивать окружающие меня предметы, людей, воздух я не хочу. Я просто запретил себе это - и все.
Как-то при встрече, мы с ним разговорились об осени, и я рассказал, что только что наблюдал уток. Утки прожили на маленьком городском прудике все лето и вот теперь стали время от времени взлетать, делать несколько кругов над водой и опять шумно, с брызгами садились на уже холодную, серую воду. Когда они кружили над прудом, по воде кружились их отражения - мне показалось, это достойно для разговора. Но Леня снисходительно улыбнулся и сказал:
Старик, ты не понял. Утки просто делали «сэлфи».
Анна была, как обычно, безумно красива. В черном, облегающем платье... да, и описывать не надо - и так понятно.
Здравствуй, - как она умеет произносить это простое «здравствуй» - мурашки по коже бегать начинают. Она внимательно посмотрела мне в глаза, желая понять, действуют ли на меня ее «чары». Убедившись, что мужчина млеет, она удовлетворенно улыбнулась и уже обычным голосом спросила:
- Ты здесь проездом или насовсем?
- Проездом, «насовсем» мне тут не климат. А ты, по-прежнему, с Леонидом?
- Леня - моя любимая, сломанная игрушка. Да, ты ведь не знаком с Оксаной. Вы понравитесь друг другу.
К нам подходила девушка тоже элегантно одетая, тоже красивая. «У Пэпса сегодня парад моделей», - подумал я.
Нас представили, и мы начали пустяковый разговор. Я легко схожусь с женщинами, вернее, женщины легко записывают меня в круг своих друзей. Вероятно, это от того, что любая девушка, знакомясь с холостым мужчиной, бессознательно прикидывает, какой из этого мужчины получится отец ее детей или, хотя бы, устроитель семейного очага. В моем случае, на оба вопроса ответы были отрицательные. Я был бы очень плохим отцом. В разговорах с детьми, я начинаю рассказывать им про ленту Мебиуса, про то, что куклы по ночам сбегают от нас в кинотеатр волшебных фильмов, про то, что дожди, бывает, идут наоборот - снизу вверх. И о прочих разностях, пока окружающие женщины не скажут: «Хватит забивать детям головы».
Что касается домашнего очага, то у меня нет и никогда не будет собственной квартиры. У меня нет даже города, который бы стал моим надолго. Я бывал во многих городах - и везде одно и то же. Городская вода, убивающая почки, городской транспорт, убивающий душу и городской воздух, убивающий все, кроме гриппа. Женщины быстро обнаруживают эти мои «увечья». Отношения между полами переходят в фазу легкой привязанности, и я часто становлюсь для женщины чуть ли не исповедником.
Тут со стороны входа раздался грохот падающей мебели, отборная ругань двух звучных мужских голосов и, секунду спустя, в зал ввалились Шура Пригода и Толик Перепелкин. Вот уж кого я не ожидал увидеть.
- 0 ба, и ты здесь! - радостно воскликнул Толик, - а у нас с Шурой дела в Москве. Но вообще-то, мы сейчас купили коньячку. Надо срочно поправить нервы.
- Коньяк трезвит и дисциплинирует, - заметил Пэпс, доставая чайные стаканы,- иной посуды он не держал. Мы налили всем благородного напитка и выпили - кто залпом, кто пригубил.