Мамуля с улыбкой подмигнула и переключилась на хозяйку дома.
— Наконец–то вы прибыли! — радушно встретила нас тётя Оли. — Гвоздь программы явился на бал в одиночестве, оправдав надежды доброй сотни присутствующих женщин, это обещает нескучный вечер. Таня… О, твоё появление произведёт фурор. Хотя… Нет, ты молодец, — определилась она с отношением к моему наряду.
Я тихонько выдохнула. Всё–таки Оли Гольдштейн — сила, с которой принято считаться. И даже хорошо получилось, что мой вид не стал для неё сюрпризом уже в бальном зале, она не потеряет лицо на доли секунды, как это только что случилось. Но здесь она в своём кругу.
В зал я зашла последней и, как принято, замерла рядом с отцом. Небольшие компании гостей одна за другой поднимали к нам взгляды, и в какое–то мгновение гул полностью стих. Тишина растянулась, наполнилась эмоциями присутствующих: удивление, неверие, восхищение и восторг соседствовали с завистью и откровенной женской злобой. Моё появление в наряде от Бобо Шанте определённо произвело фурор. Захотелось подкрутить ограничитель, чтобы не так ярко чувствовать окружающих, но стоило спуститься вниз.
— Добро пожаловать, мои дорогие! Все гости прибыли, можно начинать! — торжественно проговорила Оливия Гольдшейн.
Генрих Крауф
Как обычно прибыл к Гольдштейнам одним из последних — на обязательные светские мероприятия выделял минимум времени, поскольку переговорить с деловыми партнерами всё равно полноценно не удастся, а развлекать публику желания никогда не имел.
Но сегодня придётся.
К сожалению, информация о нашем с Сабиной разрыве просочилась в прессу и светские львицы наточили коготки, готовясь пронзить моё сердце. Наивные. Оно непробиваемое, как экран на сверхмощном новом планшете, который мы готовимся выкинуть на рынок к ближайшим праздникам.
— Главное, никому не нахамить, — дал себе установку, выдохнул, бегло оглядел идеально сидящий чёрный костюм и пошёл навстречу полчищам претенденток на мои руку, сердце и кошелёк.
Дамы пока вели себя относительно скромно, чего нельзя было сказать об их взглядах. Вспомнил давно услышанное выражение «стрельба глазами» и подумал, что лет двадцать назад я вряд ли бы остался равнодушным к столь страстному желанию понравиться. Сейчас, привыкший к вниманию самых роскошных женщин, несколько разочарованный, я смотрел на них по–другому: наряды казались вызывающе дорогими и безвкусными, духи — отвратительно приторными, манеры — ужасающе дурными, а дамы — просто неинтересными.
— Такое ощущение, что чувство меры отказало сегодня нашим «ледям» совершенно, — озвучил мои мысли Жан–Жак Мийо, мой деловой партнёр и хороший знакомый.
Мы не были друзьми, но поддерживали приятельские отношения и периодически прикрывали друг другу спины, особенно в случаях столкновений с прекрасными, но озабоченными брачными планами дамами.
— Как раз думал об этом, — произнёс откровенно.
— Ты как, готов? Это всё — для тебя.
— Никакого настроения разводить политесы, дамы зря старались.
— Перестарались, — улыбнулся Жан–Жак.
— Не то слово. Ещё эти платья… Средневековье какое–то. Хотя, может, они специально наряжаются в этот ужас, чтобы у мужчин было желание поскорее их раздеть. Боюсь только, сгорая отнюдь не от страсти, — хмыкнул я, представив, как распаковывал бы стоящую невдалеке леди. Та была укутана в дикое количество слоёв ткани и так декорирована рюшами, что в какой–то момент я потерял нить беседы.
— Не ляпни при леди Оливии, она ввела моду на этот мрак.
— Да? Не знал. Спасибо, что предупредил.
— Будешь должен, — подмигнул партнер. — Слушай, я вот что тут подумал: если ты женишься и начнешь устраивать балы, твоя жена может ввести новую моду, желательно на что–нибудь прозрачное, обтягивающее и непристойно коротое. Приемы у Гольдштейнов многим давно осточертели, да и вряд ли молодые девушки разделяют страсть к этим саванам, расшитым килограммами камней. Как тебе идейка?
— Жан–Жак, я не планирую жениться в ближайшем будущем, давай лучше ты.
— Ты же знаешь, что я убеждённый холостяк. Даже не знаю, какой должна быть девушка, чтобы завлечь меня в брачные кандалы. Бррр! Нет уж, увольте! Минимум после вас.
— А меня тебе не жалко, да? Изверг, — хмыкнул я. — Ну, значит, будем надеяться, найдётся какая–нибудь отважная леди, не претендующая на наши с тобой конечности и ливер, и уделает этих старушенций.