Мальчик отставил одну ногу и пригнулся, смешно оттопырив попу.
— Я правильно делаю? — Он хотел, чтобы на него все время смотрели.
— Правильно, — сказал Андрей.
Мальчик замахнулся, задал опять свой вопрос и выронил голыш.
— Неправильно, — сказал Андрей.
Несколько минут они так играли, но мальчику быстро надоело. Лицо его вновь стало унылым. Андрей вскочил и выворотил изрядный валунище.
— А вот сейчас будет блин так блин! — закричал он и, как ядро, пустил камень в воду.
Поверхность вздрогнула, лопнула, выбросила вверх длинный, шипящий белый всплеск. Мальчик с облегчением засмеялся, схватил первый попавшийся булыжник и, с трудом его подняв, неумело кинул метра на полтора от берега.
— Вот блин так блин! — завопил он тоненьким голоском.
— А вот сейчас будет всем блинам блин! — завопил Андрей тоже тоненьким голоском, подхватил мальчика и, как был в одежде, вломился в воду.
Вода была чудесная, нежная, теплая — казалось, если попробовать ее, она окажется не соленой, а ароматно-сладкой, настоянной на розовых лепестках. Мальчик визжал, заходясь от смеха, и бил по воде руками и ногами; с берега, улыбаясь, смотрели человек двадцать. «Бли-ин!» — закричал мальчик, но Андрей уже увидел мужчину в очень яркой рубашке, завязанной на животе узлом, и очень ярких плавках; мужчина озабоченно спешил с громадным, очень ярким полотенцем в руках.
Андрей сразу же выволок мальчика на сушу, и тот бросился навстречу спешащему с криком «Папа! Пап! Во здорово!». С Андрея текло. Мужчина подошел ближе и — остолбенел, глядя Андрею в лицо. «Узнал, что ли», — с досадой подумал Андрей.
— Это вы? — потрясенно спросил мужчина.
С давних пор есть лишь один ответ на этот вопрос.
— Нет, — сказал Андрей, — это не я.
На подмогу мужчине перемещалась полная, тоже очень ярко одетая красивая женщина. Мальчик еще дергал отца за руку: «Ты почему никогда не пускаешь блинчики, пап?», но отчетливо повеяло морозом. Мужчина поколебался секунду, а потом решительно набросил полотенце на сына, как набрасывают платок на клетку с птицей, чтобы птица замолчала.
— Как вам не совестно, — процедила женщина. — Я вас давно заметила и позволила немного развлечь Вадика, но это слишком.
— Простите, — покаянно сказал Андрей. Ему было неловко и совестно. — Знаете, пацан стоял такой одинокий, прямо жалко стало…
— Духовно богатый человек никогда не бывает одинок. Я поощряю, когда Вадик оказывается в состоянии развлечь сам себя.
— Простите.
Ожесточенно растираемый Вадик что-то сдавленно загугукал из-под полотенца.
— Он уже купался сегодня свои два раза. Третий может оказаться вредным для его здоровья. Кроме того, это крайне вредно для духовного развития. Мы говорим: два и только два, и вдруг появляется совершенно чужой человек и разрушает все запреты! Во-первых, это подрывает уважение ребенка к ним, во-вторых — к нам.
— Простите, — сдерживаясь, сказал Андрей.
— Взрослый человек, а ведете себя, как недоразвитый. В одежде полезли в воду!
— Ах, простите, — сказал Андрей, уже откровенно издеваясь, но издевку понял лишь мужчина.
Его глаза сузились, он прекратил растирание.
— Клара, прошу тебя…
Мальчик высунул из складок полотенца всклокоченную голову и смотрел снизу то на отца, то на мать. Он был похож на черепашонка.
На набережной мужчина догнал Андрея.
— Подождите, — выдохнул он и схватил Андрея за локоть. — Я хочу сказать… я всегда мечтал встретить вас и сказать… Я вам завидую!
— Да что вы говорите?! — ахнул Андрей. — Да не может быть!
— Да. Да! Вы… — Мужчина дышал, как после долгого бега. — Вы так свободны. Захотел одетый в воду — пошел. Захотел уничтожить Шар — пожалуйста.
«Вот чудак, — с тоской подумал Андрей. — Ему бы эту свободу».
— Зря вы Шар со штанами в одну кучу мешаете…
— И с моим сыном вы свободнее меня!..
— Зато своего я уже лет сто не видел, — утешительно сообщил Андрей.
Мужчина помолчал, хмурясь.
— У меня была такая возможность! — выпалил он отчаянно. — Была! Но я не… Я когда услышал потом про вас… Господи, подумал, хоть один настоящий человек нашелся! Ведь пилоты уже стали побаиваться. А ну как встретится… подманит!.. И я боялся. Не признавался никому — а боялся. Как он исчез, подманив тех со станции, многие стали говорить — взорвать его, сжечь плазмой! Говорили, говорили… — У него запрыгали острые, крупные желваки. — Говорили! А духу только у вас хватило…
— Знаете, — ответил Андрей, — мне давно пришло в голову, что человек должен делать только то, что хочет. Если человек поступает не так, как ему хочется, а так, как хочется другим, мир становится беднее на одного человека. Но ведь чем шире спектр, тем динамичнее и перспективнее система. Выполнять свои желания — это просто наш долг. Иначе — одервенение социальной структуры, стагнация. В итоге — беззащитность.
«Разболтался, подумал Андрей, слыша самого себя как бы со стороны. — Напляжная проповедь… Истинно, истинно говорю вам — стагнация… Тьфу!»
— Любые желания?
Андрей неловко усмехнулся.
— Я понимаю, что приводит вас в. ужас… Но дикие, бесчеловечные поступки совершаются, по-моему, теми, кто вообще уже не имеет желаний, только придумывает, какой бы очередной фортель выкинуть… Такие есть… — Он умолк.
— Я вам завидую, — после долгой паузы сказал мужчина и отпустил локоть Андрея.
— А голосовали вы «за» или «против»? — спросил Андрей просто из интереса, но мужчина решил, что это упрек, и отвел глаза.
— Если бы я голосовал за ваше оправдание, товарищи не поняли бы меня, — произнес он изменившимся голосом.
— Ясно.
— Негодование тогда было очень велико.
— Я помню.
— Поймите меня правильно. Я как раз получил новое назначение. Прекрасный новенький пассажирский лайнер. Тот экипаж не сталкивался с Шаром. Никто не мог так бояться и ненавидеть Шар, как вы или я!
Андрей честно попытался вспомнить, боялся ли он Шара. Да нет, мысль о том, что Шар может подманить его прямо из кабины планетолета, даже в голову ему не приходила.
— Я впервые получил место третьего пилота. И Клара мною гордилась! Что же мне — против всех?
Андрей спокойно кивнул:
— Конечно… я понимаю. Человека уничтожить легче, чем Шар…
Мужчина вздрогнул.
— Вы не поняли, — проговорил он со всепрощающей укоризной. — Вы все-таки не поняли. А я так переживал за вас.
— Ах, простите, — сказал Андрей.
Первая партия благополучно вернулась на корабль, но судьба второй, более многочисленной и оснащенной, оказалась непостижимо трагической. Она проработала в Шаре более восьми часов, затем программа была исчерпана, и Спрогэ, державший с исследователями постоянную связь, скомандовал возвращение. Получение приказа было подтверждено, и связь прервалась. Через четверть часа, прошедшую в беспрерывных попытках связаться с умолкнувшей группой, Спрогэ отправил на выручку еще трех человек. Поговаривали, что именно из-за этих троих Спрогэ впоследствии застрелился. Спасатели с порога Шара сообщили, что трава не смята. Спрогэ приказал им войти в Шар и попытаться найти хоть какой-нибудь след — правда удаляясь от входа не более чем на сто метров и, если беглые поиски окажутся безрезультатными, немедленно возвращаться. Связь с тройкой прервалась через двенадцать минут. Буквально сразу после этого Спрогэ вызвали со спешащего к месту встречи грузовика — он должен был, как планировалось, отбуксировать Шар ближе к Земле — и сообщили, что их радар зафиксировал впереди, несколько в стороне от курса, металлическую цель, которую сразу смогли дешифровать. Это был медленно летящий скафандр, автоответчик которого давал позывные корабля Спрогэ. Сообщению невозможно было поверить — все скафандры были налицо, за исключением тех, в которых ушли в шар исследователи. Через полчаса, однако, грузовик сообщил, что взял скафандр на борт. Внутри был обнаружен труп человека. Причину смерти, как сообщили с грузовика, выяснить пока не удается (не удалось и впоследствии). Изображение передали на корабль Спрогэ — это был химик, из второй партии. Его обнаружили через сорок минут после прекращения связи в тридцати шести миллионах километров от Шара.