— В этом виновата природа: мясная пища более пригодна для человека, — заметил Краснов.
— Неправда. Ты сам нашел, что жители Марса здоровее земных людей. А если бы ты был и прав, то ты этим нисколько не оправдываешь земной жестокости. Для того чтобы сделать животных или лошадей, как ты их называешь, более покорными себе, вы подвергаете их бесчеловечным пыткам. Вспомни свои рассказы о том, какие странные отношения существуют у вас между двумя полами и как ненормальны ваши семейные отношения. У вас почему-то стараются всеми средствами уничтожить в молодых людях свободное проявление любви или извратить это чувство ненужными стеснениями. Пока молодой человек не приобрел еще самостоятельного положения в обществе, он не смеет, несмотря ни на годы, ни на физическое развитие, ни на темперамент, вступить в брак. Посмотрим же теперь, к чему приводит ваш обычай. Так как легальные браки для огромной массы вашей молодежи недоступны, то возникает множество браков тайных на самых ужасных основаниях. Необходимость скрываться, боязнь наказания и другие подобные причины превращают возвышеннейшее и благороднейшее чувство любви в разврат. А так как ты сознался, что никакой другой порок не распространен на Земле так сильно, как разврат, то, следовательно, это зло есть неизбежное следствие ваших порядков. Да разве только в разврате заключаются бедствия, возникающие от ненормальных ваших семейных отношений? Вследствие ваших странных взглядов и обычаев происходит то, что любовные ласки распределяются между женщинами неравномерно до нелепости. Некоторые женщины изнывают от жажды любви, но, не имея возможности отдаться любви, тоскуют, сходят с ума.
— Ты прав, — сказал Краснов. — Зло, так ярко освещенное тобой, безгранично. Но скажи мне по совести, учитель, неужели Марс свободен от этого зла? Неужели у вас царит нравственность, а порок неизвестен?
— Да, Николай, к несчастию, встречаются и у нас случаи нарушения семейного долга, но на них нужно смотреть как на исключения. Преступление против нравственности считается у нас настолько чудовищным, что редко кто на него решается. Вот почему ваша земная жизнь показалась мне такою жалкою, когда ты мне рассказал о том, как извращают у вас природу и в каком состоянии находится у вас семья. И после этого вы еще думаете о счастье и прогрессе? Можете ли вы идти вперед, когда вы лишены самой основы счастья, семейного благополучия? После этого вся ваша цивилизация — только призрак.
— Ты не прав, учитель, — возразил Краснов. — Семейные отношения жителей Марса, может быть, неизмеримо выше наших. Но посмотри на нашу жизнь с других точек зрения, — и ты увидишь, как далеко Земля опередила Марс. Ты не станешь отрицать, что жители Земли ученее и талантливее марсиан. Науки, искусства и технические изобретения стоят у нас так высоко, что Марс не сравняется в этом отношении с Землей даже через много столетий. Я приведу тебе несколько примеров. Если бы ты перенесся на Землю, в один из больших городов, то ты в первые же минуты пришел бы в восторг и изумление. У вас, например, все тяжести переносятся людьми, и ваши способы передвижения самые несложные, тогда как мы проезжаем большие расстояния на пароходах или электрических машинах. Благодаря телеграфу и телефону люди свободно разговаривают между собой с одного конца планеты на другой. Благодаря книгопечатанию наши книги выходят в бесчисленном количестве экземпляров, благодаря железным дорогам они распространяются по всему земному шару в самое короткое время. Поэтому наука и образование стоят у нас на такой высоте, какой вы вряд ли когда-нибудь достигнете. А если бы ты увидел земные постройки, земную живопись, статуи, театры, магазины, наполненные самыми изящными предметами роскоши, то ты в восхищении преклонился бы перед земным человечеством!..
— И у вас все пользуются этой роскошью? — спросил карлик.
— Это уже другой вопрос, — отвечал Краснов. — К сожалению, довольством у нас пользуется только небольшой класс людей, остальная же масса населения живет не лучше, чем обитатели Марса, а многие бедняки, я должен сознаться, еле-еле могут удовлетворить своим необходимейшим потребностям.
— И ты считаешь это счастьем? Ты не понимаешь, что счастье немногих счастливцев вызывает зависть у огромной массы бедняков.
— Но зато хоть немногие могут достигнуть такого счастья, о котором у вас на Марсе не имеют даже понятия! — возразил Краснов.
— И это неправда. Гуманный человек не может чувствовать себя счастливым, видя горе вокруг. Забывать о других могут только сухие эгоисты. А разве эгоисты счастливы? Разве может быть счастливым тот человек, который делит весь мир на две половины: я и все остальные — и пренебрегает второй половиной, как недостойной внимания? Нет, кто вечно носится с самим собой, для кого весь интерес жизни сосредоточен в собственной особе, тот скоро почувствует себя лишним в мире, и жизнь ему станет в тягость. В том-то и заключается, по моему мнению, главный недостаток земной жизни, что у вас стремятся не к истинному счастью, а к внешнему блеску. У нас не так. Мы обратили все свои способности на то, чтобы у нас было как можно меньше обездоленных людей. Цель нашего прогресса — возможно большее сплочение людей узами любви и равенства.
— Однако мои наблюдения, учитель, расходятся с твоими словами. Ты говоришь, что вы стремитесь к всеобщему равенству, но как же ты мне объяснишь тот несправедливый закон, по которому у вас все дети, родившиеся с белыми волосами на голове, считаются благородными, получают образование и пользуются потом различными правами и преимуществами, тогда как детям, имевшим несчастие родиться с темными волосами, навсегда закрыт путь к образованию и неизбежно грозит участь чернорабочих? У нас нет таких диких и несправедливых законов.
— Неправда. У вас водится совершенно то же самое. Ты ведь говорил мне, что у вас есть дворяне и крестьяне. Вся разница между Марсом и Землею заключается в том, что у вас привилегированными делает людей социальное положение их родителей, а у нас цвет волос. Личные же достоинства человека в этом случае не играют никакой роли как у вас, так и у нас.
— Да, но у нас всякий крестьянин может, если действительно обладает выдающимися дарованиями, добиться высокого общественного положения и даже дворянства. Согласись, учитель, ведь глупо воздавать почет людям только потому, что они белокуры.
— Светлый цвет волос, Николай, есть признак божественной искры в человеке. Впрочем, я не утверждаю, что Марс стоит выше Земли или наоборот: и на Марсе, и на Земле много и хорошего, и дурного. Мы не можем решить, на какой планете жить лучше; постараемся же выяснить, что именно хорошо на Земле и что на Марсе. Теперь ты уже достаточно подготовлен к обзору наших общественных учреждений и порядочно владеешь нашим языком. Поэтому я дольше не буду откладывать этого обзора, и мы завтра отправимся в путь.
— Учитель, я снова обращаюсь к тебе с мучающим меня вопросом: где мой друзья?
— А я снова повторяю тебе, что ты напрасно о них беспокоишься: им не сделают ничего дурного.
— Могу ли я быть спокойным, мучась неизвестностью? По крайней мере скажи, зачем нас разлучили?
— Хотя мне запрещено касаться этого вопроса, однако, уступая твоим настойчивым просьбам, я кое-что скажу, надеясь, что ты поймешь и оправдаешь наше начальство. Тебе вполне понятно, что прибытие на Марс пяти великанов, неизвестно откуда появившихся, должно было смутить и обеспокоить нас. Могли ли мы наперед знать, что ваши намерения мирного характера? Во всяком случае мы должны были принять меры предосторожности. С этою целью мы вас усыпили и сонных развезли по разным местам. Каждый из вас поручен надзору одного из первых сановников страны, который должен снять допрос со своего пленника. Осмотр «Галилея» и согласные ваши объяснения убедили нас в том, что вы прибыли с той планеты, с которой мы давно старались завязать сношения. Теперь не только я, все население Марса в этом уверено, и высокая цель вашего путешествия — научное знакомство с новым миром — вызвала к вам общее глубокое уважение, а потому ничего худого вы для себя не должны ожидать. Очень скоро вам позволять видеться, а затем дадут свободу. Но на каких условиях это будет сделано и когда именно, — я сам не знаю. Больше я ничего не смею добавить. Я и так сказал тебе слишком много, приняв на свой страх последствия моей откровенности. Будь же спокоен за друзей, Николай. А теперь пойдем спать. Кажется, уже рассветает.