Адъютант подвел генерала к столу под правую руку командующего, но маршал вдруг замялся, глядя на старика в синем: тот мягко улыбнулся, обвел глазами стоящих у стола офицеров и разомкнул узкие губы:
— Прошу… леди и джентльмены.
Адъютант ловко поправил за ним стул. Гомон возобновился. Маршал налил наблюдателю полную рюмку виски и постучал по своему бокалу вилкой.
Шум стих — командующий, враз посерьезнев, встал, вроде бы нечаянно стукнул ножнами меча по столешнице и кашлянул.
— Первый тост — за нашего уважаемого гостя!..
Командир отдельного дивизиона атмосферных машин, сидевший на противоположном конце стола, неожиданно поморщился. Вчера, после окончания учебно-боевых действий, старик вдруг попросил у него целую роту наблюдательных катеров и, прихватив с собой старшего офицера связи, умчался в неизвестном направлении. После десяти часов отсутствия связист рассказал ему, что они навертели бесчисленное количество витков вокруг планеты, разыскивая обломки какого-то старинного корабля. Ни обломков, ни вообще каких-либо следов катастрофы найдено не было, но вежливый старикашка заморил экипажи до такой степени, что люди едва добрались до своих коек. Не иначе, решил «атмосферник», он связан с флотской разведкой, а все эти маневры всего лишь ширма… настроения эта мысль ему не прибавила.
Выпивка привела штабных в приятное расположение духа, и поданный к столу шашлык был встречен одобрительным ревом. Седой генерал вполголоса разговаривал с командующим, сидящий напротив него начальник штаба от нечего делать рассматривал красивые руки главного энергетика — крупной, немного флегматичной блондинки, а фланги давно уже перестали обращать внимание на начальство и погрузились в размышления по поводу предполагаемых отпусков. Кто-то визгливо толковал о политике.
Неожиданно взгляд начштаба сосредоточился на лаково-черном кресте, висевшем чуть ниже левого кармана флотского старца.
— Ваша милость, — начал он, видя, что тот умолк и задумчиво глядит куда-то вдаль, — я вижу, вы участвовали в Винийском побоище?
Коммодор недоумевающе взмахнул ресницами, словно не понимая, о чем его спрашивают, потом вдруг опустил глаза.
— Это было так давно… — негромко произнес он.
— Чуть меньше ста лет тому, — услужливо подсказал начштаба. — Ваш крест…
— Да, вы, конечно, правы… понимаете ли, я тогда был совсем молод…
Начштаба встал и поднял свою рюмку:
— Имею честь предложить тост! За вас, генерал, за то мужество, которое…
— Ах, что вы, — взмахнул рукой коммодор. — С этим временем связано слишком многое…
Он умолк, проглотил свою порцию и в задумчивости повертел вилкой с наколотым на нее куском мяса — но все сидящие рядом умолкли, поняв, что старик не просто переполнен своей памятью, нет, с черным крестом действительно связано нечто, во многом определившее всю его дальнейшую жизнь.
— Я командовал тактическим разведчиком. — Вилка мягко легла на тарелку, в зубах генерала сама собой возникла тонкая черная сигара, и командующий поспешил поднести ему зажигалку. — Это были маленькие кораблики, нас отстреливали от линкора-носителя, и мы шли — часто на верную смерть. Пять человек, стиснутые в крохотной, кое-как бронированной коробочке, мы не имели ни мощного оружия, ни моторов, способных унести нас от противника, — только аппаратура наблюдения и связи, ничего больше. Но — война: кто из нас выбирал?.. Я… мне было чуть больше двадцати, и у меня была она: мы росли с ней вместе, потом мы закончили одну и ту же академию и, так уж сложилось, получили назначение на один и тот же корабль. Она была моим штурманом: сейчас уже совершенно не важно, как ее звали… Я, знаете ли, не боюсь запутаться в событиях, я помню все так, словно это произошло вчера. Приблизительно в этом районе, может быть, в парсеке отсюда, ожидалась незначительная концентрация сил неприятеля. Знаете, как это бывает: аналитики предполагают… Цель казалась слишком заманчивой, и нам следовало проверить, насколько их домыслы похожи на реальность. В таких случаях, как вы понимаете, не очень принято думать о жертвах и потерях. Задача ставится — и все, тем более что бортразведчик есть единица, расходуемая… изначально.
Генерал умолк и сам налил себе виски. Командующий и остальные слушатели поспешили сделать то же самое, но старик, по-видимому, не обращал на них ни малейшего внимания.
— Она была рыжая, даже, я бы сказал, красная: мутации Парадайз-Бэй, мы родились там, уже потом наши родители перебрались в другое место. В экипаже мы шутили, что ее необыкновенные волосы служат нам чем-то вроде талисмана. Удивительно — в ту прагматичную эпоху, очень далекую от сегодняшнего романтизма, мы не искали друг в друге выгоды, мы были друзьями… Боюсь, сегодня это понять нелегко, мы вернулись к стародавнему идеализму, а тогда, уж поверьте мне на слово, хорошенькие девушки гнались за контрольными пакетами акций, а не за лейтенантскими погонами.
Кто-то негромко фыркнул. Генерал с улыбкой посмотрел на светловолосую женщину-энергетика и пригубил из своей рюмки.
— Мы не просто любили друг друга — мы жили только в те минуты, когда оказывались вместе. Нет-нет, мы не давали никаких клятв, тогда они были не в ходу, но все прекрасно знали, что наши отношения… э-э-э… далеки от предписанных уставами. Как ни странно, мы совершили несколько весьма удачных вылетов, не получив ни единой царапины. Нас считали удачливым экипажем, постепенно мы и сами поверили в собственную неуязвимость. Мы надеялись, что пройдем всю войну без потерь… В тот день мы благополучно отстрелились и пошли к точке поиска. Операция была спланирована тщательно: нам следовало пройти на пределе разрешения поисковых систем, передать на борт полученную информацию и немедленно возвращаться обратно. Но на войне самые лучшие планы часто превращаются в ничто: в точке поиска никого не оказалось, и мы получили приказ следовать к этой системе. Тогда она была еще не исследована, никто не знал даже точного количества планет. Спустя сутки мы вытормозились после сверхсветового броска и буквально через минуту были атакованы малым сторожевиком охранения. Мы огрызнулись: у нас были две легкие башни, и он слегка отошел, но следующим же залпом снес нам главную антенну. У нас была необходимая информация, однако передать ее мы не могли. Я понимал, что обязан вернуться на носитель любой ценой, но…
Шум за столом постепенно стих, и офицеры, немного удивляясь сами себе, завороженно слушали ровный, лишенный эмоций голос генерала. Он рассказывал свою историю так, словно читал академическую лекцию — и в то же время громадная, странная для них сила его страсти заставляла штабных недоуменно щуриться, прислушиваясь к этому сухому, казалось бы, рассказу. Вокруг них едва слышно шумел травами ветер.
— Проблема заключалась в том, что на тактических разведчиках типа «Рифи» штурманский пост расположен в корме. Залп сторожевика уничтожил бортинженера и оператора систем наблюдения, вся средняя часть корабля была изуродована и перекручена, но мы с офицером информационного узла могли уйти и добраться до базы на отстреливаемой носовой части. Она оставалась в корме… В ее распоряжении находились двигатели и навигационное оборудование, но перейти на сверхсвет она не смогла бы, так как залп сторожевика уничтожил главный генератор. Она могла двигаться в пределах этой самой системы и даже смогла бы сесть, — скорее всего используя спасательную аппаратуру, подала бы сигнал. Возникал вопрос: мог ли я бросить ее?
— Уйти вместе вы не могли? — тихо спросил командующий.
Генерал пожевал губами, потом опрокинул в рот остатки виски и взял тлеющую в пепельнице сигару.
— «Рифи» был устроен по-дурацки, — ответил он, не поднимая на гренадера глаз. — Я убил бы того, кто его сконструировал. Генератор!.. До носителя могла дойти только носовая часть, но у моей… у нее, видите ли, не было возможности туда пробиться. Я… — он глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, — принял решение искать место для посадки. Тогда офицер обработки достал бластер и приставил его к моей голове. Я ударил его в висок, он отлетел в угол рубки и потерял сознание. И через секунду я услышал ее последние слова… а потом — толчок, она отстрелилась.