— Да как вы смеете?!
— Мы смеем и не такое! — сказала Дева.
Шульте оторвался от Аллена и посмотрел на нее очень внимательно. И Рожнов замер, не дотянувшись до аптечки. Впервые Дева использовала угрожающий тон, и получилось это чертовски внушительно.
— С этого места поподробнее! — крикнул Кучкин. — И хватит мне мерещиться, черт побери, я тут интимным делом занят!
— Так что же вы смеете? — поддержал его Рожнов. — Мешать нормально жить? Водить за руку? А убивать?
— Люди, почему с вами настолько трудно, почему вы не хотите добровольно познать, увидеть?
— А вы нас заставьте. Вот как Чарли.
Аллен вдруг негромко всхрапнул.
— Никто его не заставлял. Не будите, пусть отдохнет. Заставлять — это крайность, и к свободе не идут через принуждение. А вас мы хотим видеть именно свободными. Пришедшими к выбору через знание. Вслушайтесь: мы — это вы. Мы начинали так же. Только наша цивилизация раньше свернула с гибельного пути. У нас тоже были проблемы, кризисы, случались войны, хоть и не такие масштабные, как ваши… Но мы вовремя получили знание. Как видите, ничего страшного в этом нет…
По телу Девы снова пробежала легкая рябь.
— Это не я, — сказал Рожнов. — Наверное, у всемогущих глючит связь. Слушайте, так, значит, вы не сами выдумали это бла-бла-бла?
— Бла-бла-бла? — Лицо Девы, до этого совершенно бесстрастное, впервые показало, что может выражать эмоции. Оно изобразило легкую усмешку. А потом случилось нечто.
— Назад! — взревел Шульте. — Вернись!
Рожнов нырнул под пульт командного поста.
Кучкин выскочил в головной без штанов, сжимая в руке отвертку.
Аллен все спал.
— Значит, изначально был выбран удачный образ, — констатировала Дева, принимая свой прежний вид.
Шульте, тяжело дыша, растирал грудь в области сердца.
Рожнов, совершенно белый, опасливо выглянул из-за пульта.
— Милая б-барышня! — произнес он с запинкой. — Зачем же так пугать?! Это грубо и негигиенично. Я чуть не испортил свежий памперс.
Кучкин медленно, поигрывая отверткой, подплыл к Деве и залепил ей оплеуху. Рука прошла насквозь, Кучкина закрутило, он с трудом остановил вращение.
— Не дури, — сказал Рожнов. — Она даже не голограмма. Это ты себе по мозгам дал. Врезал своему воображению.
— Плевать. Очень хотелось.
— Ты что видел?
— Чужого из кино. Во всех подробностях. Запах его почувствовал, сопли эти отвратительные…
— Откуда ты знаешь, как пахнет чужой?
— Теперь знаю. Командир, вы в порядке?
— Да, — кивнул Шульте. — Просто это было слишком неожиданно. И, знаете, немножко больно увидеть себя мертвым на мертвой платформе. Вчера. Я не думал, что мы прошли так близко от края.
Аллен немного пошевелился во сне и захрапел всерьез.
— Негодяй, то он в депрессии, то спит! Нам бы так! — Рожнов вылез из-под пульта и уселся в кресло. Достал из нагрудного кармана белую коробочку, что-то выщелкнул себе в рот и принялся жевать.
— Дайте мне, — попросил Шульте.
— Нам доктор прописал. А вам, может, вредно.
— Дайте!
— Не спешите! — с заметным нажимом произнесла Дева. — Прием транквилизаторов сужает канал восприятия. Вам будет труднее овладеть знанием. Поймите, вы находитесь в ключевой точке. От вашего решения может зависеть судьба Земли. Тех, кто вам близок и дорог, кого вы любите. Вы же хотите, чтобы ваши дочери прожили долгую и счастливую жизнь? Или пусть они лучше задохнутся в ядовитом облаке, которое накроет Гамбург?
— Ты, сука, детей не трожь… — сказал Кучкин очень тихо, но отчетливо.
— Это касается всех. Думаете, ваш сын не попадет на войну?
— Когда начнется глобальное месиво, в армии окажется больше шансов выжить, чем на гражданке, — бросил Рожнов. — Слушайте, ну скажите наконец открытым текстом, чего вам надо, вашу мать?
— Это уже сказано — примите знание, а дальше решайте сами.
— Вот прицепилась, железяка хренова…
— Друзья! — подал голос Шульте. — Мы все-таки на международной станции. Можно по-английски? Я не успеваю переводить вашу ругань.
— Виноват, командир. Мы так время тянем. Скоро вызов снизу — готов поспорить, эта железная леди сразу перестанет нам мерещиться.
— Я останусь, — возразила Дева. — И буду запугивать вас до тех пор, пока вы не покинете станцию.
Трое как по команде посмотрели на спящего Аллена.
— Вспомните свою вчерашнюю истерику — разве сейчас она не кажется вам неадекватной ситуации? Мне незачем внушать людям кошмары — это была просто демонстрация силы, — я могу напрямую добиться от вас определенного поведения. Вы будете спасаться, а я снова испорчу компьютер, и станция «Свобода» перестанет существовать.
Трое заговорили одновременно.
— Обязательно губить платформу? — процедил Шульте сквозь зубы.
— Не надо ля-ля, компьютер был ни при чем! — сказал Рожнов.
— А ху-ху не хо-хо?! — спросил Кучкин.
— Вы ошибочно назвали станцию, она ведет не к свободе, а совсем наоборот. Откройтесь навстречу знанию, и уясните, что доставка энергоносителя со спутника — всего лишь отсрочка гибели вашего мира, новый шаг по тупиковому пути. Люди, как вы упорны в своих заблуждениях! Неужели трудно понять — топлива, откуда его ни черпай, никогда не хватит на всех! Меря свободу энергией, вы навсегда останетесь разобщены! Свобода вообще не измеряется, она либо есть, либо ее нет — так станьте наконец свободны!
— Ваша проповедь несет оттенок идиотизма, — сказал Шульте. — С самого начала. Для представителя такой мощной цивилизации вы недостаточно убедительны.
— Слово «цивилизация» к нам вообще неприменимо, мы просто есть — вместе и по отдельности, повсюду, и всё. Мы очень далеко отстоим от вас, нам чудовищно трудно коммуницировать с людьми, вы представить не можете, насколько, — гораздо легче прыгнуть через Галактику, чем убедить землянина. Вот, еще одно неточное сравнение — мне достаточно захотеть, чтобы переместиться куда угодно. Поэтому я и прошу — не надо говорить, надо увидеть и понять. Люди, почему вы заставляете манипулировать вами? Мы так хотим сотрудничества!
— Да на хрена, мать твою?! Виноват, командир.
— Расслабьтесь, уж это я в состоянии перевести, слишком часто от вас слышал!
— Повторяю, миллион лет назад мы были как вы, и если изъясняться в понятных вам категориях… Большое наслаждение — направить на верный путь.
— Она трахает нам мозги и кончает… — пробормотал Кучкин. — Как знакомо. На Земле полно таких. И бабья навалом, а уж мужиков…
— Мы отрицаем подчинение и манипулирование, используем его только в крайнем случае, но люди слишком часто не оставляют нам выбора — как вы сейчас. Почему вас приходится заставлять, принуждать?
— Ну… Мы такие, — сказал Шульте. — И к чему вы нас уже принудили?
— Иногда мы вынуждены бываем сразу отсекать наиболее опасные направления, иногда помогаем вам самим выстроить систему противодействия. Например, об экологии вы задумались с нашей подачи — в противном случае уже к сегодняшнему дню Земля была бы испачкана до потери восстановительного потенциала. А против сверхмощного оружия, ядерной энергетики, клонирования человека или, например, запусков к Луне мы возражали с самого начала…
— Возражали?! — перебил Кучкин. — Это, мать твою, называется «возражали»? Травить людей ипритом, бросать на них атомные бомбы…
— Мама родная! — воскликнул Рожнов. — А мы-то головы ломали, за каким дьяволом в Чернобыле взялись проводить эксперименты, от которых станции взрываются!
— И зачем было портить жизнь несчастным астронавтам? — спросил Шульте с тоской и горечью.
— Вы поняли меня совершенно правильно, — сказала Дева.
— Коллеги, только подумайте, сколько народу она должна использовать, чтобы все это организовать! И вы, сударыня, уверяете, что раньше никому не открывались?
— Предпринималось несколько экспериментальных попыток, только чтобы попробовать соприкоснуться разумами — в полноценном контакте все равно не было необходимости. С прискорбием сообщаю, что каждый раз мы терпели неудачу — интересующие нас субъекты отчаянно сопротивлялись. Но сейчас, в критической точке, сотрудничество имеет особый смысл, поэтому мы решили пойти на прямой открытый контакт. Кроме того, вы хорошо подготовлены к встрече с иным разумом и очень умны, поэтому я надеюсь, что мы найдем общий язык.