И сейчас, и сто, и триста лет назад никто не мог сказать, как и за счет чего работает Воронка. Язва.
Чудовищная темная язва, поразившая, прогрызшая скальный склон хребта Ю. Каменный, дымящий пылью мальштрем, живая, вечно движущаяся воронка, в которой, под шлейфами сносимой ветром коричневатой пыли, безостановочно крутятся против часовой стрелки чудовищные массы камней, песка, пыли. Это движение столь стремительно, что в первый момент замечаешь лишь сверкающие концентрические круги, кстати, светящиеся ночью. Только внимательно приглядевшись, можно увидеть взлетающие над шлейфами пыли многотонные мячи обкатанных валунов, вновь проваливающиеся вниз, в бездну — на низко и мерно ревущие невидимые чудовищные жернова.
Я оторопел.
Краем глаза я еще видел Лина, даже часть нижней палубы и черноволосую женщину, прижавшуюся к прозрачному борту, но главным сейчас стало это безостановочное движение внизу, этот не умолкающий ни на секунду низкий утробный рев.
Человек, пролетающий над Воронкой, как правило, чувствует избыток интеллектуальных сил. Это открытие, конечно, сделал гид. Даже вид Воронки ни на секунду не остановил его объяснений.
Лин открыл глаза и весело подмигнул мне. Ну? — спрашивал его взгляд. — Ты ждал этого?
На фоне черного тяжелого, тонущего в облаках хребта Ю Воронка особенно поражала.
Она крутилась теперь прямо под нами.
Ее скорость гипнотизировала.
Ее рев оглушал.
На что это походит? — невольно подумал я. Может, на Большое пятно Юпитера? Да нет, вроде не совсем. У Большого пятна своя динамика, свой рисунок. Я слишком долго смотрел на Большое пятно с ледников Европы, чтобы не понимать разницы.
Поворачиваясь, я случайно перехватил взгляд женщины, прижавшейся к прозрачному борту.
Она смотрела не на Воронку, а на меня.
Правильное, даже очень правильное привлекательное лицо, но в широко раскрытых глазах угадывались надежда и ненависть.
Я не выдержал и отвел взгляд.
Когда-то на Европе так смотрел на меня Бент С. Правда, у Бента С. были на то серьезные причины.
— А началось все с того…
Гид говорил о Воронке.
…А началось все с того, что где-то на пятидесятом году освоения Несс, на так называемой Губе, на чудовищном валу голых каменных, до блеска отшлифованных глыб, окружающих Воронку, был найден труп известного певца С. — любимца деянирской публики. Благодаря опубликованным отчетам эта история дошла до Земли.
Труп С. лежал на камнях.
Он был припорошен пылью, исцарапан, но глубоких ран на нем не обнаружили. Зато кости мертвого певца оказались во многих местах перебитыми, раздавленными. Как можно было сделать такое, эксперты тогда объяснить не смогли.
Через какое-то время преступление (если речь шла о преступлении) повторилось.
И не однажды.
Сперва на Губе был найден труп женщины (чудовищно искалеченный), потом опытного альпиниста, трижды побывавшего на самых высоких точках хребта Ю (этого альпиниста, похоже, истязали особенно долго и изощренно), наконец, геофизика, до того длительное время работавшего буквально милях в трех от Воронки.
Гипотезы, объяснявшие суть дела повышенной суицидностью погибших, отпали после первого тщательного расследования.
Эти гипотезы никак не объясняли многочисленных следов насилия.
Отпали и все гипотезы, связанные с воздействием на человеческую психику трех лун Несс. Лунатик, конечно, может добраться до Воронки и тем более свалиться в нее, но каким образом тела погибших вновь оказываются на каменном валу и как можно переломать все кости, практически не повредив наружных покровов?
Примерно в те же годы колонисты впервые познакомились с Голосом.
Ты живешь, смеешься, огорчаешься, ты встречаешься с друзьями, ты активен, оживлен, оптимистичен, тебя увлекает любимое дело, ты открыт для всех радостей жизни, но однажды, совершенно неожиданно, вдруг открываешь в себе нечто совсем не свое: некий Голос, задающий тебе вопросы. При этом вопросы могут быть какими угодно, часто они вообще кажутся нелепыми. Ты злишься, ты ошеломлен, ты пытаешься возражать, ты испуган, но ничего не можешь поделать с Голосом. Такое состояние может тянуться день, неделю, месяц. У некоего Уиллера такое состояние наблюдалось более года без какого-либо перерыва. Впрочем, известны случаи, когда Голос исчезал после первого же вопроса и никогда больше не проявлялся.
Разумеется, появились гипотезы, увязывающие воедино Воронку и Голос.
— …посетите Большой музей Деяниры, вы увидите там массу самых необыкновенных вещей! А инспектор Аллофс поможет нам избавиться от подозрительных чудес!
Гид задрал голову и с энтузиазмом захлопал.
Пассажиры поддержали его.
— Инспектор Аллофс поможет нам поразить Лернейскую гидру!
Снова неистовые рукоплескания.
Лернейская гидра…
Я повернулся к прозрачному борту, разглядывая мертвые склоны хребта. Я не имел права хотя бы приветственно поднять руку или хотя бы подмигнуть Лину — после слов гида это могло выглядеть как обещание.
Лернейская гидра…
Связаны как-то Голос и Воронка или нет, мне было пока все равно.
Совсем другое дело — жертвы.
Я никак не мог понять, почему гид сравнил Воронку с Лер-нейской гидрой.
Ах да! Геракл сумел избавиться от бессмертной головы Лернейской гидры, лишь засыпав ее грудой камней, похоронив ее под камнями. Лин, борясь с Воронкой, кажется, выбрал тот же метод.
Теперь я взглянул на Лина по-новому.
Он был невысок, раскос.
Как всегда, его плечи укрывал плащ, на ногах красовались простые сандалии.
Не знаю, какая кровь текла в жилах Лина, но, думаю, в немалой степени она была разбавлена китайской. Наверное, поэтому Лин ничем не напоминал Геракла. Он сладко улыбался, он сладко щурил узкие глаза. И все же в глазах колонистов Несс именно Лин был Гераклом, посмевшим поднять руку на чудище.
Я вздохнул.
Возможно, что Лин прав.
Даже если Воронка — чудо, ей надо дать отдохнуть.
Если Воронка угрожает жизни людей, ей тем более надо дать отдохнуть.
Лин предлагает покрыть Воронку стиалитовым колпаком. Вполне возможно, что это самое верное решение. По крайней мере, такое решение устраняет постоянный и повышенный источник опасности, а Большая База к тому же выводит Несс в кольцо развитых миров.
Колонистам есть за что уважать Лина.
— Послушайте, Лин, — вспомнил я. — Два дня назад ночью я видел примерно в этой части хребта лучи прожекторов. Здесь что-то случилось?
Лин кивнул:
— Да, Отти, здесь искали человека. Похоже, он хотел пробраться к Воронке.
— Зачем?
— На это мог бы ответить только тот человек. К сожалению, Отти, он ушел от сотрудников охраны.
— Значит, серия загадочных смертей, о которых говорил гид, до сих пор не прервана?
Моя настойчивость, похоже, удивляла Лина.
Но он знал как ответить:
— Эти смерти, Отти, прекратятся только тогда, когда мы наглухо перекроем Воронку.
А вертолет уже оставил Воронку за кормой.
Перевалив через хребет, он шел к океану.
В разрывах облаков вдруг проглянуло тусклое пятно звезды Толиман, размытое атмосферными вихрями. Внизу тянулись бесконечные бледно-зеленые и бурые заросли каламитов, прихотливо расцвечивающие черный берег и никогда не спускающиеся к линии прибоя. На довольно приличной глубине просматривались под водой затонувшие, сметенные с берегов приливами и ураганами стволы каламитов.
«Эти смерти, Отти, прекратятся только тогда, когда мы наглухо перекроем Воронку».
Первое, что я сделал, оказавшись наконец в своем кабинете, — заказал кофе и подключился к Большому Компьютеру. Меня интересовало все связанное с гибелью людей в районе Воронки. Несомненно, я сочувствовал колонистам и отдавал должное Лину. Он мог мне не нравиться, меня могла раздражать его преувеличенная вежливость, но решение — перекрыть Воронку — Лин, кажется, нашел самое простое, самое верное.
Информация с Большого Компьютера поступила практически сразу.
Она оказалась не очень обильной, но я и не гнался за количеством.